Альбину разбудил собачий лай - долгий, нежный, приглушенный, как будто била крыльями ласточка. Она выплыла из сновидения, где была храмом. Храмом многоэтажным, с белокаменными башнями и барельефами на стенах, где мужчины и женщины соединялись в разнообразных позах. Здание вырастало из заболоченного озера, покрытого огромными, хрупкими цветами лотоса. На двери главного входа было выложено серебром монументальное «Т», на котором издыхал медный змей, прибитый тремя золотыми гвоздями. Богопротивный гад бормотал невнятные слова стихов, голос его смешивался с собачьим хором:
...кьен дан лопон по на
кьен по сер ги ме од тен дра
пан по гьи цад ри бо дра
лопон дри мей сел гон дра...
Возвратив себе человеческую внешность, Альбина сквозь тяжелый туман сна увидела множество псов, одетых в шафранные рясы и поющих эту песню, которая тут же обращалась в облако нежных, угловатых стрел. У нее в груди точно открылись уста, и она смогла понять каждое слово загадочных стихов:
У посвящения три ступени.
Монах - золотая урна.
Свидетель - гранитная скала.
Наставник - хрустальная сфера.
Альбина поймала себя на мысли: «Сияние золотой урны совершенно; очертания горной вершины совершенны; незамутненная прозрачность хрустальной сферы совершенна». К ней вернулась память!
Итак, она могла измениться. Дрожь пробежала по ее телу, и немедленно началось превращение. Уже в облике белой суки, забыв про угрожающие слова, захлестнутая сильными, восхитительными ощущениями, она освободилась от пут. С большой осторожностью, чтобы не разбудить храпящих рядом, она слезла с крыши грузовика, и преследуемая на некотором расстоянии похотливой сворой, приблизилась к прекрасному воздыхателю.
Первое, что она обнюхала, - пятно пота у него на спине. Таракан стал солнцем, простиравшим лучи во все четыре стороны - правильные, замечательные в своей тонкости. Она приблизила нос к его заду и члену: оттуда исходила не резкая вонь, а изысканные ароматы, медовой рекой хлынувшие в ее ноздри.
В свою очередь, самец просунул морду ей под хвост и облизал срамные губы сладким, гибким, смазанным нетерпеливой слюной языком. Она сделала то же с его красным отростком. Затем они посмотрели друг на друга. Убийца преобразился в ангела. Белизна его шерсти зависела не от пигмента: почти прозрачные волоски были полны света, который шел от гулко бьющегося сердца.
Он не попытался овладеть ею и остался стоять так, не моргая, глядя в ее розоватые белки. Остальные псы кружили вокруг них, шумно дыша. Обе собаки мало-помалу превратились: одна в Альбину, а другая - в статного мужчину.
