Волчья Радуга | страница 47



Демон знал: никто не успеет ему помешать. Он ворвется, подхватит кинжал Морэф и нанесет два быстрых и точных удара. Оборотню тогда никто не поможет, и не останется свидетелей его появления в этом мире. Но что-то мешало демону выполнить приказ черной королевы. Девушка, словно почувствовав чье— то присутствие, подняла прекрасное смелое лицо. Оно околдовывало сильнее, чем власть Морэф, сильнее далее, чем желание бессмертия. Это лицо было зеркалом чистой и благородной души. Именно такие души притягивают темные сердца, внушая им непреодолимую жажду обладания. Но не любовь. Фаргит был демоном, а потому не умел ни любить, ни жалеть. Он просто хотел сохранить эту девушку для себя. Как жаль, что она не девственница — такие вещи демон чувствовал за версту. И откровенное платье, противореча невинному лицу, не говорит о скромности. Но это не важно, все равно такой красивой наложницы у него еще не было…

Впрочем, для наложницы она слишком хороша. Почему бы ей не сделаться герцогиней Тифлантской? Такая красавица принесет его правлению больше пользы, чем любая добродетельная дурнушка из самой знатной семьи. За оказанную честь она будет боготворить своего повелителя.

А что же Морэф? При мысли о темной королеве Фаргит поежился. Он прекрасно понимал, что, нарушив приказ, навлечет на себя страшный гнев. Но Морэф нуждается в нем. Ей не обойтись без его грубой страсти. Никто из придворных кавалеров не сможет доставить ей удовольствие. И если придумать оправдания, которым она поверит, то гнев королевы будет недолгим. Придя к такому легкомысленному выводу, Фаргит еще раз полюбовался на Катю, потом вышел на дорожку и беззвучно взмыл в ночное небо.

«Полотенце, завязанное на узких бедрах Рауля, упало на пол. Фиби не отрывала глаз от его возбужденной плоти. Рауль охватил страстным взглядом всю девушку, стыдливо теребящую на груди дорогой пеньюар. Подхватив Фиби на руки, он отнес ее в спальню и положил на постель. Застонав от неземного блаженства, Фиби закрыла глаза»…

С волчьей подстилки действительно послышался почти человеческий стон. Катя бросила взгляд на волка и остолбенела, чувствуя, что покрывается испариной.

На подстилке совершалось что-то чудовищное. Тело зверя неестественно изогнулось, лапы вытянулись, а потом… начали расти. Кости хрустели, стремительно меняя форму. Кажется, Катя кричала или просто хватала воздух пересохшим ртом. Что-то неясное происходило с шерстью: она выравнивалась, истончалась… Уродливо плющился длинный нос, со скрежетом ходили ходуном оскаленные зубы. Не в силах оторвать глаз от ужасного зрелища, девушка ледяными пальцами вцепилась в спинку стула.