— Не думайте, что вы отдаете на поругание собственного сына, добрые люди, — заявил староста. — Вашего сына давно уже нет, а лютая нечисть использует лишь его тело. Отслужите заупокойную службу прямо сегодня, ведь душа вашего сына давно на небесах.
Услышав этот разговор, Яно понял, что его ожидает что-то ужасное. Он вдруг неистово забился в своей темнице и громко, в голос, заплакал. Мать стала рваться к нему, но отец грубо затолкал ее в дом и запер дверь. Тогда стражники вытащили мальчика, забравшегося в самый темный угол сарая, и, подгоняя пинками, поволокли к дому управляющего, иногда служившему и тюрьмой провинившимся крестьянам. Вся деревня вывалила посмотреть на оборотня. Женщины тихонько плакали, мужчины вполголоса спорили, как надо с ним поступить, но никто не вмешивался. Когда за Яно закрылась тяжелая дверь, народ молча разошелся по своим делам.
Яно провел двое суток в полном неведении о своей дальнейшей судьбе. Дважды в день он получал плошку каши и плошку воды с куском хлеба. Впрочем, если бы он узнал, что сказал барон ниф Лоун, к которому управляющий явился с докладом, ему было бы еще тяжелей.
— Что-то нечисть в наших краях расплодилась, — томно произнес он, попивая из фарфоровой чашечки горячий шоколад. — Того и жди, слух об этом дойдет до герцога, а то и — не приведи Господь — до ее величества королевы Морэф. Немедленно доставьте это существо в мой замок. Надеюсь, церковный суд будет скорым, а потом его принародно сожгут на площади. Пусть все видят, как я забочусь о безопасности своих людей.
Но судьба бывает милостива и к нечисти. Ночью двое мальчишек — приятелей Яно — прокрались к дому старосты. Они уже пережили свой первый страх, и теперь их мучила совесть за то, что по их вине Яно попал в такую беду. Им удалось стащить ключи и отпереть дверь… Но тут же послышались голоса сторожей, обнаруживших пропажу, и Яно, не успев поблагодарить спасителей, со всех ног бросился бежать прочь от деревни, жалея сейчас только о том, что до полнолуния еще так долго: ведь человеку гораздо труднее выжить в лесу.
Яно бежал весь день и всю ночь, а потом, продремав в пустой медвежьей берлоге пару часов, снова вскочил на ноги и кинулся в лесные чащобы. Только поэтому ему удалось избежать облавы, которую черные рыцари барона ниф Лоуна устроили в окрестностях деревни.
Так началась тяжелая жизнь изгнанника. Каждый месяц, становясь на пять дней волком, Яно старался наесться впрок, потому что человеком ему порой приходилось голодать. Одежда на мальчике совсем истрепалась, лето кончалось, и ночи становились все холоднее. К счастью, вскоре он обнаружил одно новое обстоятельство. Однажды, по истечении пяти дней, он не превратился в человека. Это ужасно напугало его. Он испытал страстное желание снова встать на ноги, произнести человеческие слова. И, к удивлению Яно, его желание исполнилось. Вскоре он понял, что кроме тех пяти дней, когда он может быть только волком, в течение остального месяца он может обращаться то в волка, то в человека по своему усмотрению. И с той поры возможностью пройтись на двух ногах и говорить Яно пользовался все реже и реже, тем более, что разговаривать ему все равно было не с кем.
