Их сближение произошло далеко не сразу. Боль утраты в Наташиной душе постепенно сменилась одиночеством. Не ожиданием влюбленности, как в ранней юности, а одиночеством зрелой женщины. Недостатка в поклонниках у нее никогда не было, но все казалось — тот неискренен, этот глуп, один коллекционер романчиков на стороне, другой просто пошляк…
А вот с Никитой у Наташи сложились приятельские отношения. Были долгие совместные чаепития после спектаклей и репетиций, с водкой и без водки, доверительные разговоры в курилке, походы по магазинам и музеям на гастролях — постепенно они научились понимать друг друга с полувзгляда. Но наступил момент, когда Наташа ощутила со стороны Никиты растущую напряженность. Он перестал упоминать в разговорах о семье — жене и сыновьях, паузы стали длиннее, прогулки до метро — молчаливее. В любовных же сценах актриса стала чувствовать атмосферу истинной страсти, волны которой докатывались до зрительного зала.
Это мгновенно ощутили и другие актеры, заражаясь и подпитываясь энергией партнеров. Собственный отклик на эманацию желания, исходившую от Никиты, Наташу даже испугал. Ее чувственность, почти загубленная Степаном, вдруг заявила о себе в полный голос. После особенно страстных объятий на сцене, возвращаясь в гримерную, Наташа чувствовала, как у нее дрожат и подгибаются колени. Через месяц подобной игры, одеваясь перед спектаклем, она вспомнила, каким взглядом окинул ее Никита в курилке. «Это произойдет сегодня», — поняла она. И вдруг подумала: «Да! Пусть произойдет! Я больше не могу, это должно чем-то кончиться».
Спектакль прошел как в лихорадке. Кульминационная сцена доконала обоих. Они не обмолвились ни словом, но, когда грянули аплодисменты, между ними все было решено. Наташа умылась, оделась. Подумала немного и вместо снятого грима нанесла легкий макияж. Отворила дверь и выглянула в коридор. Из душа в свою гримерную, завернувшись в полотенце, шел Никита. В курилке еще сидели двое актеров. Увидев их, он тихо чертыхнулся. Закрыв дверь, Наташа прижала к косяку пылающее лицо и, сконцентрировав всю свою волю, послала мысленный приказ: «Уходите немедленно! Чтобы духу вашего тут не было через две минуты!» Села за гримерный столик и уставилась в зеркало. И не узнала себя. Вероятно, она бывала такой в экстазе, на сцене, но в подобные моменты зеркала под рукой нет. Волосы выбились из косы, русая прядь упала на лоб. «Глаза горят, как у голодной кошки», — подумала она. Она была очень бледна, черты лица от волнения заострились.
