Так бы, наверное, тихо и безмятежно и текла жизнь Иэёси-сан, если бы однажды хозяин домика, который долгие годы снимал бедолага, не выгнал его за злостную неуплату.
Так Иэёси-сан оказался без работы, выброшенный в мир, о котором, как выяснилось, он почти ничего не знал. Он не мог наняться к кому-нибудь самураем, так как почти никогда не держал в руках меча, а кому нужны такие самураи? Кроме того, он был ронином покончившего с собой Ода, самураем, потерявшим хозяина — потерявшим честь. И если другие сделавшиеся ронинами самураи из кожи вон лезли, чтобы произвести впечатление на своих будущих хозяев, выказывая чудеса силы, ловкости, способность организовать слуг или в считаные часы пересчитать хранящееся на складах добро, он потратил долгие года невесть на что.
Сунувшись в лавки, где он прежде покупал себе еду и одежду, в надежде найти там какую-нибудь работу, Иэёси-сан был вынужден констатировать, что, оказывается, мягкотелые, привыкшие спать до полудня увальни никому не нужны. А после того как он перестал делать заказы, на него вообще начали смотреть, будто бы он и не человек, а какие-то отбросы. Но именно с этого момента и начались приключения Иэёси-сан.
Намаявшись с поиском работы, Иэёси обнищал до последней степени, запил и хотел уже покончить с собой, бросившись в колодец, как вдруг судьба сжалилась над ним, послав спасение в лице очаровательной особы возраста спелой сливы.
В тот день пьяный Ёся забрел в чьи-то ворота да и уснул на пороге, загородив кривыми волосатыми ногами проход. Так что несколько часов через него просто перешагивали идущие по своим делам люди.
— Вот скотина, нализался! — услышал над собой Иэёси-сан и попытался сесть.
— Извините, — промямлил он и посмотрел на обозвавшую его скотиной женщину. Но увидел только шелковую оранжевую хламиду монахини, волнующе раскачивающуюся прямо перед его лицом.
— Ну, чего уставился, пьяница? — ехидно поинтересовались сверху.
— Думаю, — ответил Ёся, которому было уже все равно, какое сложилось мнение о его поведении у злобной женщины. Со своего места он ясно видел, что на улице проливной дождь, а у него не было с собой ни зонта, ни самой плохонькой накидки, в то время как пока еще он находился если не в самом доме, то под удобным козырьком, расположенным над входом во двор, и здесь было вполне тепло и сухо, а откуда-то даже приятно тянуло рыбным супом. При мысли о еде живот Иэёси-сан призывно заурчал, а рот наполнился слюной.
