В первой половине октября в жизни Евы произошли три события, повлиявшие на ход ее жизни. Первое: заболела модель, направленная агентством «Райан-Дэви» сниматься в рекламе общенационального масштаба, и на ее место поспешно послали Еву. Результаты привели в полный восторг и фотографов, и рекламщиков, и клиента — Ева тут же подписала еще шесть контрактов. На другой день она снялась в коммерческой рекламе диетической «Колы» — съемка проводилась во Франконии, Нью-Гэмпшир, и Еве, проработавшей три дня, заплатили по сто двадцать долларов за день — согласно расценкам Гильдии плюс возмещение дорожных расходов — и еще две сотни сверхурочных.
Ева была потрясена. Но еще большим потрясением оказалась ее встреча с Дэвидом Розенбергом, талантливым фотографом, покорившим Еву своим необыкновенным видом.
Густые черные волосы Дэвида были постоянно взлохмачены, на его мрачноватом тонком лице играл яркий румянец, который принято связывать со здоровыми ребятишками и туберкулезными взрослыми, он был высок и худощав, плечи его сутулились, но рука, протянутая Еве, поразила ее твердым пожатием.
— У меня есть несколько потрясающих идей, которые нужно проверить, — без предисловий заявил Дэвид. — Хочу попробовать тебя в цвете.
— Охотно, — ответила Ева.
— Только с условием, кисуля, — никакого позирования! Мне надо уловить твою внутреннюю суть, состояние души. Сама видишь.
Ева приехала в ателье Дэвида в полном макияже, пробралась через завалы разнообразнейшего мусора, включавшего яичную скорлупу, пустые банки из-под консервированного супа, открытую коробку сардин, груду мужских маек, сорочек и галстуков, поверх которой валялись штаны цвета хаки, старые газеты, женское тряпье, пластмассовые цветы, книги и пластинки — все вперемешку.
Ева подумала, что Дэвид — самый неряшливый человек на свете. И еще она подумала, что ему необходима женская рука, которая упорядочила бы его беспутную жизнь.
Для Евы Дэвид приготовил несколько кимоно, и, примеряя их одно за другим, она вошла в настроение. Изысканные рисунки и фактура тканей, стереомузыка, уж не говоря о волнующем присутствии самого Дэвида, постепенно сделали Еву раскованной и податливой, способной на любое чувство, которого потребовал бы от нее замысел Дэвида. «Нет ничего, в чем я бы ему отказала», — думала Ева.
