С чего начать? Может быть, с ощущений, со скользящих мимолетностей. Я вижу, как мы входим в театр, там полно народу, но мы вдвоем и только вдвоем. Вспоминаю странную тревогу перед поднятием занавеса — будто это я должна появиться на сцене. И еще такое чувство, будто бабочки трепещут крылышками в моей груди — от близости Мела, появившегося после такой долгой разлуки.
Мы покидали театр людьми более близкими друг другу. Уличная прохлада заставила меня вздрогнуть.
— Тебе холодно? — спросил Мел.
Я кивнула. Он обнял меня и стал растирать мне спину, спасая от холода, — так смешно, что я фыркнула. У меня кружилась голова. В такси Мел тихонько урчал, на манер игрушечного медвежонка, а я радовалась счастливой случайности — тому, что слишком легко оделась и дала Мелу возможность позаботиться обо мне.
Еще ощущения. Перед внутренним моим оком возникает новая картинка. Танцевальный зал с электронной музыкой. Мы захвачены общим настроением, атмосферой, которую создает оглушительная музыка, взрывающаяся пронзительными каденциями и сексуальными синкопами. Мы — в центре. Каждый мускул и нерв, каждый атом моего существа бурно отзывается на музыку и на присутствие Мела. Разговаривать почти невозможно из-за грохота, общение сводится к танцевальному ритуалу, а танец помогает сбросить оковы, освободиться, целиком отдаться на волю безумной мелодии.
Мы вышли оттуда часа в два ночи, и уличный шум показался мне упоительной тишиной.
Мел крепко обнял меня:
— До чего же ты раскованна!
Мы отправились в «Брассери» и там пробыли часов до четырех утра. Уже светало, и вдруг откуда-то сверху разнесся петушиный крик, до колик насмешивший нас.
— Ты только представь себе человека, которому приходит в голову держать петуха в Манхэттене! — хохотал Мел.
Я желала его. Так сильно! Что на свете имело право быть важнее этого желания?
— Пойдем, моя радость, — сказал он.
В такси мы едва ли перемолвились и словом. Говорить было не о чем: я вслушивалась в великую радость, наполнявшую меня, я знала, что мы едем, чтобы любить друг друга, и слова были не нужны. Совсем не нужны. Мне казалось, будто я всю жизнь желала его, ждала вот этой минуты, вот этого чувства.
Мы слились в объятии, как только закрыли за собой дверь его номера. Мы так и стояли у двери, не в силах разомкнуть руки и губы.
Наконец мы оказались в спальне и упали на постель как единое, прочно свитое целое. Мы будто выполняли веление судьбы, назначенное нам от начала времен. Беспредельная нежность и благоговение были в этих касаниях, запахах, звуках, органы чувств доносили опьянение до самого мозга моих костей. Я хотела одного — навеки оставаться в его объятиях, на веки веков.
