Прошло несколько дней, а он так ничего и не сказал насчет того, чтобы дать ей имя, поэтому я спросила, могу ли я сделать это сама.
Он посмотрел на ребенка, устроившегося у меня на руках, и сказал:
— Нет.
Но потом я все равно шепнула ей на ушко свое секретное имя для нее.
Это было единственное, что я могла дать ей сейчас.
Я не переставала думать о том, какой выход получили его ревность и чувство обиды в отношении приемного отца. Поэтому, когда он был в хижине, я старалась выглядеть равнодушной по отношению к девочке и делать для нее только самое необходимое — к счастью, она была довольным и радостным ребенком, не доставлявшим больших хлопот. Но как только он выходил по делам, я разворачивала ее и осматривала каждый сантиметр ее кожи, поражаясь тому, как она могла выйти из моего тела.
Учитывая обстоятельства ее зачатия, я удивлялась тому, насколько была способна любить свою дочь. Я водила кончиком пальца по ее венам, с изумлением думая о том, что в них течет моя кровь, а она при этом даже не вздрагивала. Ее маленькое ушко было словно специально создано для того, чтобы петь в него колыбельные песни, и иногда я просто зарывалась носом в ее шейку и вдыхала ее запах, такой свежий и сладкий, — самый чистый аромат, который мне когда-либо приходилось чувствовать. Под ее пухленькой левой коленкой была крошечная родинка — полумесяц кофейного цвета, который я любила целовать. Каждый сантиметр ее хрупкого тельца заставлял мое сердце трепетать от переполнявшего меня горячего желания защитить ее. Сила собственных чувств пугала меня, и вместе с любовью росло и мое беспокойство за дочь.
Каждый вечер, как и раньше, наступало время принятия ванны, но она никогда не допускалась в воду вместе со мной, а Выродок теперь не прикасался к моей груди. После ванной я кормила ее на кровати, а он убирал в ванной комнате. Когда она наедалась, я укладывала ее в маленькую колыбельку, которую он поставил в ногах нашей кровати, — это была всего лишь корзинка из ивовых прутьев, в которой лежало несколько одеял, как в постели для собаки, но его это, похоже, нисколько не смущало.
Помню, некоторые мои друзья, у которых есть дети, жаловались, что вначале не могли спать по ночам, и я тоже не могла. Но вовсе не из-за ребенка — она просыпалась всего один раз за ночь, и я настолько боялась того, что он может сделать, если она разбудит его, что лежала без сна, прислушиваясь к малейшему звуку и любому сбою в ее дыхании. Я в совершенстве научилась бесшумно сползать по кровати при первых признаках ее пробуждения, так что он даже не чувствовал, как я поднималась с матраса. Как собака кормит своего щенка, так и я свешивала грудь через край колыбели, немного приподнимала ей голову и кормила ее. Если она начинала шевелиться или издавала какой-то звук, сердце мое принималось тревожно колотиться, я замирала и думала, чувствует ли она мой бешеный пульс через грудь. Как только ее дыхание снова становилось ровным, я так же бесшумно укладывалась обратно.
