— Чокнутый? — догадался Виктор.
— Он, — кивнул Арнольд Иванович. — Но только, уверен, ничего такого он вслух не произносил. Тут, видишь ли, самое интересное то, как эта бумага мне досталась. Один мой подопечный написал ее под гипнозом…
Виктор присвистнул. Про подопечных Селафиила он с некоторых пор знал. Арнольд Иванович работал врачом-психиатром в какой-то хитрой лаборатории ГПУ, потому (что поначалу еще Федьку так удивляло) и не уплотняли его в этой четырехкомнатной квартире на Мясницкой: как специалиста ценили очень. А подопечными его были гэпэушники со всякими странностями, которых Арнольд Иванович как-то лечил с помощью гипноза.
Но теперь в лаборатории создали какой-то сверхсекретный спецотдел по приказу самого начальника ГПУ Менжинского. Туда набрали чудиков со всей страны, которые вроде бы мысли чужие умеют читать.
Не только Виктор, но даже и сам Арнольд Иванович до поры слабо верил в такое человеческое умение, и большинство тех чудиков вскорости снял с казенного довольствия за обман. Да вот один, по фамилии Барабанов, похоже, оказался все-таки настоящий. Ему, Барабанову этому, бывшему полковому повару, в Империалистическую войну полчерепа осколком снесло, пришлось потом дыру в черепушке гуттаперчей заделывать; однако с тех пор он что-то, кажись, впрямь начал угадывать в чужих мыслях. Гад, кстати, оказался преизрядный: много уже людей из-за тех его угадок успело отправиться прямым ходом на Соловки.
И вот теперь, видимо, этот самый Барабанов случайно очутился около Чокнутого да и учуял что-то в его перепутанных мыслях. Разобрать их, ясно, не смог своими двухклассными да германским осколком порченными мозгами, но Арнольд Иванович под гипнозом все из него выкачал – заставил в сонном состоянии все на бумаге написать. Заодно дал команду навсегда забыть обо всем написанном, но тут Арнольд Иванович не столь сильно был уверен в своих гипнотизерских способностях – вполне могло статься, что у Барабанова какие-то крохи от всего еще трепыхались в башке, и была опасность, что его снова нечистый дернет пойти туда, на Сухаревку, к Чокнутому.
Вот за этим Виктор и должен был с завтрашнего дня проследить.
Барабанова Арнольд Иванович ему даже на бумаге нарисовал: голова какая-то треугольная (другая, видно, из гуттаперчи не получилась); поверх – шляпа всегда; уши оттопыренные; нос картошкой. Уж человека с таким портретом Виктор не пропустил бы ни за что.
С утра Федька-Федуло, сидя за котлом, приглядывал за Чокнутым во все глаза. И точно: в середине дня появляется рядом с ним этот самый, треугольноголовый, с лопухастыми ушами. Вроде просто стоит, любуется природной красой, но это – какого-нибудь Федулу обманывать, а Колобуила на мякине не проведешь – сразу углядел, что тот украдкой все же к Чокнутому приглядывается.
