Но, особое, принципиальное, что ли, отвращение вызывают во мне массовые вылазки «по грибы». Никогда я в таких вылазках не участвовал, и не приведи господи, как говорит моя бабаня.
Однажды мы вырвались в елшанские леса с демобилизованным из армии братом. Он с великой радостью поехал со мной. Он, как мальчишка, радовался, что и в самом селе, и тем более в лесу ничто не напоминало ему строевой плац и жизнь под команды. Время было самое грибное — август. Брат сразу увлекся, и мы не спеша, со вкусом, выбирали в россыпи красных, желтых, фиолетовых сыроежек, сероватых и голубых рядовок, среди прямо-таки зарослей всяких шампиньонов и зонтов только наилучшие, только благородные грибы.
Все отлично складывалось. Хорошо попадались подберезовики и особенно богатырского вида поддубовики, или синюхи, и все какие-то крепенькие, без изъяна. Брат вдруг запел и ногой притопнул и, наконец, закурил, склонившись над тремя сросшимися подберезовиками. Я тоже закурил возле этих трех граций и порассуждал о том, что к осени грибы становятся как бы чуднее и выкидывают разнообразные фокусы.
В августе в лесу значительно тише и светлее. Птицы отпелись, высокие травы начали увядать, и слышно, и видно дальше. Лес еще зеленый, но уже задумался о долгом зимнем сне. Он тихо думает, и до полудня блестят в поредевшей траве, как бы его слезы — капли августовской росы.
Это время совсем походило бы на осень, если бы не зелень и сильный запах живых растений к полудню, когда солнце прогреет лес до дна.
Но вот мы услышали фырчанье моторов, автомобильные гудки, как на свадьбах, и какие-то командные выкрики. Брат вскочил:
— Эт-то еще что?
Мы вышли на дорогу и увидели несколько больших автобусов и роты две грибников. Они тоже нас увидели и сквозь общее — аблабалабала — раздался чей-то тонкий, полный энергии голос:
— Братцы! Нас опередили! Вперед, а то они все грибы заберут!
Послышалось: — Рра-аа! И преследователи двинулись на нас цепью.
Брата я успокоил тем, что, мол, мы уйдем от них. Мы помыли ноги в речке и перевалили через шихан — грибы-то были везде. Мы хорошо там побродили, но возвращались по местам, где прошлись «массовые» грибники. Ничего яркого, что рисуют в «Крокодиле», не было: переломанных дубочков, сожженных муравейников или забитых насмерть зверей — не попадалось. Но для заинтересованного взгляда путь их все-таки напоминал разграбленную французами Смоленскую дорогу. Обломанные из-за ягоды кусты черемухи, потоптанная, переломанная ногами и колесами трава, разбитые в прах пинком дождевики, зверски изуродованные мухоморы, кучками брошенные рядовки, сыроежки и поплавки: видно, набрали других под завязку или кто-то сказал, что все эти — поганки. Впрочем, я представляю, как это было.
