Каменный пояс, 1988 | страница 43



Каждый молодой воин, получая из рук командира оружие, обязан задуматься — а что он сам, лично, сделает для того, чтобы сберечь эти традиции, берущие начало от подвига Михаила Дулепова, приумножить их.

Скоро молодым предстоит впервые выйти в дозор на участок границы, с которым их уже знакомил сегодня замполит. Выслушав приказ, ответят: «Приказ ясен. Вопросов нет!» — пройдут, чеканя шаг, за ворота, замрут в минутном молчании у скромного строгого обелиска, поставленного в память о героях пограничной заставы, и уйдут в дозор, начнется для них та самая жизнь, о которой очень верно сказал Н. Островский:

«Пограничная жизнь похожа на беспрерывную разведку».

Много раз предстоит этим парням в зеленых фуражках провожать зори и встречать рассветы на границе, «на последних метрах родной земли», встречать утра в дозоре, в поиске, в постоянном напряжении души, как того требует главный закон границы — быть бдительным, быть в ответе за то, чтобы рассветы вставали над советской страной тихие, мирные, чтобы никто не посмел потревожить покой наших городов и сел.

5

Уезжал я с заставы глубокой ночью. Проехали немного, и я оглянулся — вспомнил добрую примету, — но не увидел в ночной темени ничего: светомаскировка. Только вдали за заставой вспыхнул луч прожектора, сверкающим клинком полоснул по сопкам, выхватывая из непроницаемого мрака куски пространства на много верст кругом. На границе покой. Но это самый чуткий покой. Не спит граница. Бодрствуют наряды и посты, зорок глаз часовых, руки крепко сжимают автоматы.

До шлагбаума на развилке дорог меня подбросили на ГАЗ-66, за рулем которого оказался тот самый «неунывающий водитель», парень с Ярославщины рядовой Шабров. У шлагбаума пересел в «уазик», который вез полковника, проверяющего из округа, от соседней заставы. Как только отъехали от поста повалил густой снег. Навстречу, в свете фар — сплошная завеса трассирующего потока крупных снежных хлопьев. Через три часа будем в отряде, а завтра — в аэропорту. Но мысли мои еще там, на заставе, о людях, оставшихся там, пограничниках — моих друзьях.

На третий день моего пребывания на заставе, после отменной бани, пригласил меня в свою холостяцкую квартиру, попить чайку, закрепить ощущение «легкого пара», молодой заместитель начальника заставы лейтенант Фарит Сафин. За чаем разговорились, я расспрашивал лейтенанта о его здешнем житье, о первых впечатлениях.

На заставе Сафин всего два месяца, но он уже вполне освоился в новой должности. На раскачку времени нет: здесь каждый человек на особом счету. Сафин немногословно поведал о том, как учился в училище в Алма-Ате, о том, что сам попросился в эти края. Говорил больше о службе. Мои вопросы — а как быть с тем, что вне службы, с простыми радостями жизни, молодой ведь, а здесь, поди, за сотню верст ни клубов, ни танцев, ни девушек — Фарит не то чтобы оставил без внимания, а деликатно перевел разговор на другое. Что мол говорить об этом… Да, известно, офицеру запрещено покидать заставу: ни в будни, ни в выходные, ни в праздники тоже увольнений здесь не положено никому. На обыкновенные человеческие радости остается отпуск. Что там ни говори, а вот это удивляет… Непоказное, естественное это — идущая от сознания долга готовность поступиться насущными земными благами, посвятить себя только тому, что называется просто службой, — это надо понять, чтобы понимать вообще характер пограничника.