Тут меня осенило: «Ты теперь другой!» — и, вспомнив, как звали кондуктора, я ответил: «Ярцев Дмитрий… Николаевич…» Так меня и записали.
Дмитрий Николаевич отпил глоток холодного чая.
— Ну а с Челябинска тебе все известно.
Некоторое время молчали.
— Дмитрий, свари кофе… А я позвоню домой, доложусь.
Когда пили кофе, Останин спросил:
— Мыши долго живут?
— Семь лет. — Дмитрий Николаевич пожал плечами. — Иногда десять…
— Это, Митенька, зависит от кошки. Всегда надо кошку в расчет брать. — Помолчав, спросил: — А Елена знает о Проклове?
— Нет.
— Понятно. Значит, Елену пока выведем за скобки. Где этот Крапивка сейчас?
— В больнице. Мне думается, ты поможешь написать заявление в прокуратуру?
— О чем?
— Обо всем… Решенный вопрос. Во всяком случае, для меня, Ярцева.
— А для Проклова?
— Писать будет Ярцев.
— Я Проклова не знал. Я могу судить только Ярцева. Не стану тебя обманывать. За тобой большой долг. Не каждому по силам оплатить такой долг. Ты — можешь. Ярцев богат. Хватит ли твоего богатства, чтобы рассчитаться за Проклова, решит суд. А я для тебя все тот же друг, что и раньше. Вадим знает? Ты говорил с ним?
— Да. Он сказал: «Если бы это случилось со мной, я бы не знал, как жить дальше».
Останин долго молчал, потом спросил:
— Что ты ответил?
— Сказал, что не хочу умирать.
Поезд увозил Дмитрия Николаевича в Полесье.
Он лежал в двухместном купе спального вагона, уставившись взглядом на верхнюю полку, пустую, незастеленную.
Бесшумный вентилятор, перемешивая тепловатый воздух, подувал ветерком.
Дмитрий Николаевич прислушался к перестуку колес и вместо обычного «та-та-та» уловил нескончаемое: «при-го-вор, при-го-вор…».
«Я еду в Полесье. Это похоже на встречу со смертью, — подумал он. — Почему похоже? Похоже — это нечто приблизительное. А здесь…»
Постучав в дверь, вошла высокая, в вышитой красивым узором блузке, проводница и предложила чаю.
— С удовольствием, — поблагодарил Дмитрий Николаевич. Он обрадовался, что ее приход оборвал неотвязные мысли.
Отпив несколько глотков, он услышал в коридоре:
— Кто желает заказать билет на обратный путь?
У Дмитрия Николаевича кольнуло в сердце. Он был единственным пассажиром, который не знал, вернется ли обратно домой.
И сразу возникло лицо Дорошина, когда тот сказал: «Я бы не знал, как жить дальше».
Потом была ночь.
Он принял таблетку снотворного, налил немного коньяку в горячий чай и выпил, не очень разобрав — вкусно это или нет, и повалился на диван с надеждой на сон.
