К примеру, я хотел бы написать рассказ, начинающийся с фразы: «В Неймегене жил врач». Ну, скажете вы, почему бы и нет, никто ведь не запрещает? Нет, никто не запрещает, но никто и не задумывается над тем, что у этого врача жена — финка. Что же в этом плохого? — почти кричите вы. Ничего плохого — мне вообще все равно, что ему там вставило, он все-таки врач и если уж ему нельзя, то кому тогда можно? Но важно то, что ни мне, писателю, ни вам, читателям, никакой пользы от этого Бессмысленного Факта, который все разрушает и отравляет, из-за чего вся работа оказывается бесплодной, каждое последующее сообщение становится неправдоподобным, и все человеческие страдания, вместо того, чтобы быть истинным жертвоприношением, превращаются в глупый фарс: мы, кстати, имеем дело с неопровержимым фактом, но факт этот может приобрести какой-либо смысл только тогда, когда он получит функцию в рассказе: например, если жена на некоторое время уедет в Хельсинки, потом вернется, потом уедет обратно и так далее. И не спрашивайте, сколько это будет стоить, даже если она изберет самый дешевый способ добраться туда и обратно, например, на грузовом судне. Но если мы с этим смиримся, рассказ все равно будет, так сказать, разорван надвое и только соответствующая длина и эпический стиль сможет передать все действие, разворачиваясь при этом в подобие Tale Of Two Cities,[201] все равно ничего не получится — Хельсинки и Неймеген, смешно ведь сравнивать.
А теперь самые умненькие из вас скажут: ну, просто промолчи о том, откуда его жена родом! Наверняка не в первый раз в жизни соврешь! Но кто так говорит, сам полный дурак, потому что эта женщина выдаст себя акцентом на первой же фразе! Вы должны понять, что это не сработает. Но, может быть, для полной убедительности я приведу вам еще один пример: молодой нидерландец Р. индонезийского происхождения приезжает в Малагу восемнадцатого июня в пять часов вечера, а я должен его встретить. Что может быть сильнее вокзала, по крайней мере, я считаю, что вокзал практически создает сам себя: пыльные залы ожидания, дым, пути, уходящие в даль, отражения, зеленые лампочки в служебных будках, автоматы, откуда должны вываливаться сэндвичи с яйцом, но не вываливаются, ах, продолжать можно, так сказать, до бесконечности. Но приедет ли молодой нидерландец Р. индонезийского происхождения действительно в пять часов вечера? Ничего подобного, он получил неверную информацию и приедет еще утром в одиннадцать часов, через полчаса после того, как я побывал на вокзале, чтобы — проверить время его прибытия; его тут же подхватят агенты, рекламирующие гостиницы, и триумфально, в открытом экипаже, полном начищенной меди и черной кожи, за завышенную цену, в бессмысленной компании самого агента, который запросит с Р. столько же, сколько получил извозчик, довезут его до отеля, где я, вернувшись с новым запасом алкоголя, фруктов и закусок, обнаружу его в комнате, одетого в очень милый, светло-коричневый вельветовый костюм, в котором он, несомненно, прекрасно выглядел в экипаже, под солнечными лучами, но сейчас, еще до полудня, он в нем уже задыхается. Зря потраченные деньги — это не так уж серьезно, с этим я, кстати, теперь могу смириться, не то, что раньше, но влияние Бессмысленного Факта так велико, что, в сущности, часть рассказа ускользает из-под наблюдения и тем самым не может быть достаточно детально описана; более того, я не знаю, каким образом я смог бы доказать обратное тем, кто утверждает, что важнейшей части рассказа
