Перехватывает горло,
Чуть начну про это речь...
Каждому бы так просторно
На сердце навечно лечь!..»
Стих не жалобная книга,
А полундра и аврал!..
Но для праведного крика
Маловато я набрал.
И несу свою бодягу
Никому ни ко двору,
И не ведаю, где лягу,
Если все-таки помру.
1986
РЕВНОСТЬ
Я к нему не ревную,
Пусть он жутко красив
И пусть напропалую
Непослушных разил,
Аж со страстью земною,
Всю округу кляня,
Кто, кричал, не со мною,
Тот, мол, против меня.
Я не то чтобы против
Или там супротив,
Но он жизнь мне испортил
И тебя совратил.
И такого к тому же
Любишь больше отца,
Больше дочки и мужа,
И любви нет конца.
Я уже не терзаюсь
И его не кляну,
Издержал даже зависть,
Не ревную к нему.
И тревогой и болью
Сам себя исказнив,
Все равно я с тобою,
И ты все-таки с ним...
1986
АРЕНА
Я к ночи убегал из дома,
Неслышно прыгал из окна —
Не то мечта, не то истома
Меня в убогий цирк влекла,
Где сразу после акробаток,
Наездниц, фокусниц, жонглерш
Торжествовал мужской порядок,
Хотя и с клоунадой схож.
У шпрехшталмейстера был трубный,
Почти что орудийный бас:
— Иван Максимович Поддубный! —
Он заводил себя и нас —
И чемпион, солист арены,
Страны заслуженный артист,
Хитрил, чтоб не сгубить карьеры,
Под улюлюканье и свист...
А дома, сам с собою ссорясь,
Ворочался я до зари,
И вновь надеялся, что совесть
Прорежется у рефери.
Трезвея от несовершенства
Планеты — мал да не удал —
Что нет величья без мошенства,
Я постепенно постигал.
...Жизнь проскочила без оглядки —
Хоть не химичил, не хитрил —
На обе кинутый лопатки,
Очнулся около могил.
В своей артели — не Поддубный,
А все равно ведь позовут...
И поднимусь под голос трубный
Из бездны на последний суд.
НЕКРАСОВСКОЕ
Я люблю тебя, Родина,
Твой призыв и твой зов,
Сердце не заколодило
Никоторым из слов.
И доныне негромогласные
Слышу, лежа внизу,
Причитанья-печали Некрасова,
Стон и слово его, и слезу.
Декабрь 2001
РАБОТА
Я начал пилить и строгать,
И вскоре пронзило навылет,
Что оды могу не слагать
Всем тем, кто строгает и пилит.
Не из детства, не искони —
Сегодня на них я похожий,
Умею все то, что они,
Вот разве они помоложе.
Работа — она как алтарь,
Давай причащайся артельно,
А хочешь — себя не мытарь,—
И можешь стараться отдельно.
По этой причине простой,
Призваньем по гроб обеспечен,
Тащился за плугом Толстой,
А Блок даже складывал печи.
Понятно, оно нелегко,
Хватает мозолей и пота,
Но все же меня увлекло
Незримое братство работы.
Уже не один, а в семье
(За что извини меня, логик!..)
Могу я писать о себе,
А это и будет о многих.
1986
КНИЖНОЕ
