— Не было бы счастья… — сказал Сиксмит.
— Остальное вы, наверное, знаете. Освещал события в Корее для «Иллюстрейтид плэнет», потом стал представителем «Вест-кост геральд» в Латинской Америке. Отправился во Вьетнам, чтобы писать о сражении при Ап-Баке, и оставался в Сайгоне вплоть до первого своего коллапса, который случился в марте. Это просто чудо, что брак моих родителей продлился столько лет, — знаете, самое долгое время, что я провела с ним вместе, приходится на апрель-июль этого года, когда он лежал в хосписе. — Луиза спокойна. — Мне, Руфус, хронически его недостает. Все время забываю, что он умер. Все время думаю, что он отправился куда-то по заданию и на днях прилетит обратно.
— Должно быть, он гордился тем, что вы пошли по его стопам.
— Увы, Луиза Рей — это не Лестер Рей. Я растратила годы на бунтарство и либерализм, я изображала из себя поэтессу и работала в книжной лавке на Энгельс-стрит. Позерство мое никого не убеждало, мои стихи оказались «настолько лишены содержания, что их даже не назвать плохими», — так сказал Лоренс Ферлингетти,>[88] — а книжная лавка разорилась. Так что до сих пор я всего лишь веду колонку в журнале. — Луиза трет свои усталые глаза, вспоминая прощальный залп Ричарда Ганга. — Никаких материалов из горячих точек и премий за них. Питала большие надежды, когда поступила в «Подзорную трубу», но ехидные сплетни о вечеринках со знаменитостями — это наивысшее, чего я пока достигла на отцовском поприще.
— Да, но эти ехидные сплетни хорошо изложены?
— Эти ехидные сплетни изложены отлично.
— Что ж, тогда пока еще рано стенать о даром растраченной жизни. Простите, что я похваляюсь своей опытностью, но у вас и понятия нет о том, что представляет собой даром растраченная жизнь.
— Хичкок любит быть в центре внимания, — говорит Луиза, которую теперь все больше беспокоит мочевой пузырь, — но терпеть не может давать интервью. Он не ответил на мои вопросы, потому что как следует их не расслышал. Его лучшие фильмы, сказал он, похожи на вагончики, несущиеся по американским горкам: тем, кто в них едет, страшно до потери пульса, но под конец они выходят наружу хихикающими и полными желания проехаться снова. Я заявила этому великому человеку, что ключом интереса к вымышленным ужасам является их изоляция или сдерживание: пока мотель «Бейтс» отсечен от нашего мира, нас тянет заглянуть внутрь, словно в огражденное стеклом обиталище скорпиона. Но фильм, показывающий, что весь мир и есть мотель «Бейтс»,
