Солдат схватился за пистолет.
— Вот, я хотел своей землячке сапоги подарить, а ты — украла. Я тебя застрелю.
— Не губите ее товарищ, она уже и копейки не стоит, жаль трудов.
А старая, услышав, что ее хотят застрелить, пустилась в бега, залезла в кусты и проторчала там до самого вечера. Но солдат не успокоился. Не получив ни одной желаемой вещи, заявил, что ему требуются женщины.
Я первая быстренько умчалась. Потом убежали Балис с Лизой. Марта осталась одна и хитро откупилась, вместо себя дала ему меда, да пригласила еще и завтра прийти…
Ночью Балис говорит Марте:
— Тут уже никого не осталось. Утром будет большой бой. Уезжайте как можно скорее.
Марта:
— Что делать? Что делать?
Часы пробили два. На дворе темная ночь.
— Где свечки, спички? Запрягай, Балис, — наконец решается Марта.
Поспешно выносим вещи. Поднимаем шум, стучим дверьми, так что и мертвый бы проснулся. По лестнице спускается заспанная Пятре.
— Что вы тут вытворяете? — спрашивает.
— Мы уезжаем, Пятрут.
— Что? Ночью ехать, дурни!
Но и она оделась и пришла. Шумно кряхтя, словно тяжелая артиллерия, на крыльце появилась старушка. В белой ночной рубашке, в белых панталонах, словно явилась из потустороннего мира.
— Что выдумываете? Спать не даете! И, услышав, что мы собираемся бежать, как начнет смеяться: Ни тут стреляют, ни что-либо происходит, а они — бежать!
— Иди, иди, старая, если твои уши глухие, никто не виноват. До свидания!
— Возьмите и меня с собой, — внезапно взмолилась она. «Ни тут стреляют, ни что-либо происходит», зачем же тебе трястись в телеге?
Двинулись. Я села за кучера, взяла вожжи. Остальные шли пешком. Вперед, в путь, в темную ночь, вперед! Но-о-о, Гитлер (лошадь), беги!..
«Бам», — один чемодан свалился на землю, «тра-та-та» — мы въехали в канаву.
— Пс, пс, но, но о! — плохой из меня кучер. — Но-о, Гитлер, беги быстрее!
Ленивая лошадка еле-еле двигается. С такой клячей далеко не убежишь.
— Стой! — дальше не поедем.
Как жаль. Мне так хотелось ехать далеко-далеко, в самую пасть черной ночи, наперегонки с наступающим днем, вперед, куда глаза глядят. Мне было так хорошо сидеть в телеге, медленно покачиваясь во все стороны, подгонять ленивого Гитлера и ехать, и ехать всю жизнь, а тут — «стой!»…
— Какая страшная война! Сейчас уже умрем, — вздыхает Пятре…
