— Держитесь к ветру, к ветру!
Рулевой повиновался.
— У вас есть причины бояться чего-нибудь, сударь? — спросила гувернантка, стараясь скрыть от воспитанницы собственное беспокойство.
— Я говорил вам, сударыня, что «Каролина» несчастный корабль.
Женщины сочли роковым предзнаменованием горькую улыбку, с которой Уильдер произнес эти слова, и Гертруда сильнее оперлась на руку своей спутницы, в которой она давно привыкла видеть опору.
— Почему матросы невольничьего корабля не показываются, чтобы помочь нам, чтобы помешать слишком близко подойти к ним? — с тревогой спросила мистрис Уиллис.
— Удивительно, в самом деле, почему они не показываются? Но мы увидим их, и, я думаю, довольно скоро.
— Ваш тон и ваше лицо, молодой человек, заставляют нас думать, что это свидание будет небезопасно.
— Будьте ближе ко мне, — ответил Уильдер, стиснув зубы. — Что бы ни случилось, будьте ко мне как можно ближе.
Растерянные матросы стояли, как вкопанные, не зная, в какую сторону повернуть. Одни кричали, что надо делать то-то, другие распоряжались совершенно по-иному.
Вдруг раздался спокойный, твердый и повелительный голос Уильдера:
— Молчать на корабле!
Мгновенно наступило молчание.
— Кладите все паруса на стеньгу!
— Да, — повторил лоцман, — кладите все паруса на стеньгу.
— Есть ли лодка у борта? — спросил Уильдер.
Двенадцать голосов ответили утвердительно.
— Бросить в нее этого лоцмана!
— Это незаконный приказ! — закричал лоцман. — Я требую, чтобы повиновались только моему голосу.
— Пусть бросят его в нее тотчас! — твердо повторил Уильдер.
В шуме и движении, сопровождавших уборку парусов, сопротивление лоцмана не привлекло особого внимания. Он скоро очутился в руках двух лейтенантов и, перевязанный концом веревки, бесцеремонно был брошен в лодку, как вязанка дров. Конец веревки был брошен ему, и командир судна был предоставлен себе самому.
Между тем приказ Уильдера был выполнен, и судно начало отступать.
Делая все необходимое, чтобы спасти «Каролину» от опасности, Уильдер внимательно следил за соседним кораблем, поведение которого было необъяснимо. Ни одного звука не раздавалось оттуда, там господствовало молчание, подобное смерти. Нельзя было заметить ни одного лица, ни одного любопытного взгляда ни в одном из многочисленных отверстий, через которые матросы военного корабля могут глядеть на море. Матрос на мачте продолжал свою работу, как человек, который не думает ни о чем, кроме собственного существования. Но все же ленивое, почти незаметное движение корабля, казалось, производилось усилиями человеческой руки.
