— Смотрите, — сказала она, указывая ему на бешеную толпу на палубе, — смотрите, они убивают вашего офицера, и нет никого, кто бы помог ему!
Покрывавшая лицо Корсара бледность исчезла, лишь только он взглянул на происходившую сцену. Он тотчас понял, что происходит, и его лицо вспыхнуло, словно вся кровь бросилась ему в голову. Он схватил висевшую на снасти веревку и одним прыжком очутился среди толпы. Толпа раздалась на обе стороны, и глубокое, мгновенное молчание сменило шумные крики. Жестом приказав молчать, Корсар начал говорить, и голос его был менее громок и угрожающ, чем обыкновенно, но вместе с тем ни один оттенок его не остался непонятым самыми отдаленными слушателями.
— Возмущение? — говорил он с выражением презрения и иронии. — Возмущение явное, открытое, наглое, жаждущее крови? Вы устали жить, бездельники? Есть ли среди вас кто-нибудь, кто пожелает подать первый пример? Пусть он скажет, пусть посмотрит мне в лицо или осмелится показать мне жестом, знаком, движением, что он существует.
Он замолчал, и очарование его присутствия было так глубоко, что среди всей толпы не нашлось ни одного человека, осмелившегося возражать. Видя, что ни один голос не прозвучал в ответ, что никто не сделал ни малейшего движения, что даже ни один взор не поднялся навстречу его взору, твердому и блестящему, Корсар продолжал:
— Эго хорошо. Рассудок вернулся слишком поздно, но, к счастью для всех вас, он все же вернулся. Назад! Слышите? Вы позорите палубу!
Матросы отшатнулись в обе стороны.
— Положите оружие на место! Будет время воспользоваться им, когда я сочту это нужным. А! Вы решились взять пики без позволения? Берегитесь, чтобы они не сожгли ваших рук!
Дюжина пик сразу упала на палубу.
— Есть ли барабанщик на этом корабле? Пусть он покажется!
Какое-то трепещущее существо, едва держась на ногах, явилось со своим инструментом.
— Ну, я посмотрю, командую ли я сбродом или дисциплинированными солдатами!
При первых звуках барабана толпа разделилась, и виновные молча удалились.
Во все это время Корсар не обнаружил ни гнева, ни нетерпения. Офицеры подошли к нему и отдали свой рапорт. Затем он подозвал Уильдера и потребовал объяснений.
Уильдер откровенно и без утайки рассказал ему все.
— Однажды они уже сделали на моем корабле живое применение евангельских слов: «первые да будут последними и последние — первыми». Я застал весь мой экипаж в разгаре попойки, в то время как офицеры были заперты в трюме.
