— Кому?! Ты чего городишь? Каким китайцам?
— Ну, это я так, к примеру. Может, не китайцам, а татарам, или, скажем, индийцам… Не суть.
— Нет, не правильно это! Не так всё должно было быть!
— Ну, брате, ты против Божьего промысла не восставай. Уж если закрылась Россия, так, стало быть, закрылась, и, если не к концу света идём, то, значит, некий другой народ должен креститься и просветиться…
— Это понятно… Но вот ведь где беда: Россия-то закрылась, а мы — нет! Почему мы должны это всё пережить? Это выше сил человеческих! Почему весна не наступает? Хочется вон из России, и чтобы духа её не было, чтобы и не видеть, и не вспоминать!
— Брате, не малодушествуй! А как же греки? Разве им сладко было, когда султан в Святую Софию на коне въехал? Думаешь, ты один такой чувствительный, а для них это всё хаханьки?
— Так греки все и разбежались — кто поумнее. Одни во фряжские земли, другие к нам, третьи ещё куда… И вообще, греки — это не наш брат, запечник. Они сейчас сил немного поднаберут, да султану твоему так врежут!.. Вот и вернётся православное царство, и не надо будет китайцев крестить. Дал бы Бог поскорее туда добраться…
— Поскорее! — взвыл с печки атаман, — На Дон поскорее!.. Не могу здесь больше!
— Экие вы все нетерпеливые, — усмехнулся Агафон, — Вот, смотрите-ка: Пахом сидит, улыбается и никуда не торопится. Никуда ему бежать не надо.
— А куда ж мне бежать? — застеснялся Пахом, — Я вроде как тутошний. Я здесь спокон веку живу, и тятька мой здесь помер… Мы ж собачинские… Чего мне бегать?
— А вот, что Русь кончается — это тебе как? Это тебя не волнует? — строго усмехаясь, спросил охотника Сильвестр.
— Этого я не понимаю, — просто ответил Пахом, — Это ваши дела, барские.
— Ну, как же не понимаешь? — удивился Сильвестр, — Вот поляки озоруют, казаки… Всю деревню вашу перебили — это ты не понимаешь? Тебя не касается такое?
— Ты ж сколько времени без церкви живёшь с тех пор, как поп сбежал! — вступил Агафон, — Наплевать тебе на это, что ли? Православный ты человек или кто?
— Не знаю… — протянул Пахом, — То есть, вера, оно конечно: веру мы держим, мы не татары какие. И деревня… Жалко деревню… Жалко мужиков… И баб… Тяжёлое время Господь послал.
— А что ж ты улыбаешься-то, если время тяжёлое?
— Так я и плакал ведь, когда поляки налетели… Ох и горя было! Вот уж горе! А сейчас-то что? Живы остались, и слава Богу. Живём, значит.
— А если завтра опять налетят? И ведь налетят, непременно!
— Ну, так что ж? Бог даст, снова спасёмся. А нет — ну, на нет и суда нет. Только что ж об этом сейчас думать? Вот как налетят, тогда и подумаем.
