Лес вплотную подходил к дороге — густой, глухой, нехоженый, таинственный лес пограничной полосы. Когда берег реки становился пологим, то лес убегал от реки на взгорья, уступая место непроходимым зарослям камыша, болотам, островкам кустарников.
В сильном свете фар один за другим мелькали на поворотах зелено-красные пограничные столбы и высокие дозорные вышки.
Генерал молча смотрел влево, на границу. Лицо его, обычно приветливое, добродушное, было сурово сосредоточенным. Кузьма Евдокимович думал о границе. Нет, не о реке, не о контрольно-следовой полосе и не о зелено-красных полосатых столбах и инженерно-заградительных сооружениях. Он думал о том, что составляет плоть и душу государственного рубежа — о людях, о пограничниках. Генерал мысленным взором окинул весь передний край своего округа, растянувшийся от скалистых подоблачных гор до дремучих лесов и непроходимых болот. И перед ним предстали лица начальников отрядов, работников политотделов, комендантов участков, начальников застав, старшин сверхсрочной службы, сержантов, молодых пограничников и старых боевых соратников по службе на румынской, польской, черноморской границах и на дальневосточной, у озера Хасан. Много их было, этих лиц, перед мысленным взором генерала. Генерал вглядывался в эту живую границу и думал: все ли он сделал, чтобы люди занимали места на границе согласно своим способностям, опыту?
— Застава! — вполголоса проговорил адъютант.
Лучи фар выхватили из мокрой тьмы ночи большой пруд, поросший камышом, плотину, каменные стены водяной мельницы и приземистое жилое здание на берегу. Это застава капитана Двуреченского. С тыла к ней примыкал большой густой лес. На той стороне, на западном берегу реки, сияли огни населенного пункта.
«Здесь генерал обязательно остановится», — подумал адъютант. Шофер, по-видимому, подумал о том же и замедлил ход «газика».
С правой стороны дороги стояла группа пограничников. Когда машина остановилась, подошел молодой стройный офицер с капитанскими погонами и отрапортовал о том, что на заставе никаких происшествий не произошло.
Гребенник пожал руку капитану и, не выпуская ее, добродушно сказал:
— Поздравляю, товарищ Двуреченский!
На лице капитана отразилось изумление:
— С чем, товарищ генерал?!
— Как это «с чем»? Ты что, не рад рождению сына?
Капитан смутился:
— Я не думал, что вы знаете.
— Знаю, товарищ Двуреченский. Очень рад твоему счастью. А это Варваре Федосьевне, — и он протянул капитану коробку с конфетами. — Передай и поздравь ее с рождением сына.
