Смолин и его товарищи накрыли их в схроне внезапно, мертвецки пьяными. Взяли без всяких потерь с нашей стороны. Повезло! Обычно такие отпетые молодчики не попадают в руки пограничников живыми. Сражаются до последнего патрона, до последнего дыхания.
Смолин ждал беду с одной стороны, а она нагрянула с другой.
Лошади бегут резво. Снег искрится под копытами. Сани легко скользят по хорошо укатанной дороге. Поют полозья. От незимнего солнца рыхлеют и синеют гребни сугробов. Потеет колея. В белом поле, на кургане, вне пределов выстрела, сидит лиса и умывается пушистой лапой. Тишина. Покой. Тянет в сон.
Смолин встряхнул головой, посмотрел на Бодрых. Напарник клюет носом. Трое суток солдат на ногах без отдыха, без горячего. Смолин шумно крякает и, улыбаясь, говорит:
— Коля, давай потрем лоб и щеки снегом.
Останавливаются. Выскакивают из саней, окунаются с головой в податливый сугроб и в одно мгновение седеют. Любуются друг другом. Хохочут.
Помогло! Остудились. Пропала сонливость и усталость. Вскочили на сани и помчались дальше.
А «валеты» по-прежнему дрыхнут. Много, видно, выпили. Никак в себя не придут. Часа три или четыре назад схватили их, а они до сих пор, даже на морозе, на свежем воздухе, окутаны облаком тошнотворной самогонной сивухи.
Позади осталось больше двадцати километров безлюдной дороги. Въехали в однодворный лесной хуторок. Запахло теплым навозом, дымом, хлебом. Засверкало на солнце стекло, белое железо. Пограничники понимающе посмотрели друг на друга. Бодрых натянул вожжи. Кони остановились. Смолин, улыбаясь, спросил:
— Коля, тебе не хочется испить водички?
— Хочется, но не водички, а молочка горячего.
— Так, может, попытаем счастья?
— Попытаем. Иди ты, а я останусь.
Бодрых соломенным жгутом вытирал влажные крупы лошадей, осматривал копыта.
Смолин внимательно взглянул на задержанных и сказал:
— Смотри в оба, Коля. В тихом омуте черти водятся.
Смолин снял с шеи автомат и, держа его в руках, направился в дом.
Навстречу ему выбегает простоволосая, в черной юбке и белой рубахе пожилая хозяйка.
— Рятуйте, сыночки! Христом-богом благаю.
— В чем дело? От кого спасать? Бандеровцы?
— Грабят. Покушаются. Да когда же все это кончится, господи?! Помогите, солдатики!
Бодрых схватил вожжи и отъехал на край улицы. Здесь, под защитой бревенчатого амбара надежнее. И Смолин с женщиной пошли вслед за санями.
— Расскажите толком, что случилось? — допытывался Смолин.
— Опять Косматый явился. Вскочил, накричал, ударил, нагрузился салом, яйцами, маслом, одежой и в лес хотел уйти, а тут вы, слава богу. В штаны наложил, вояка, как вас увидел. Идем, я покажу, где он спрятался.
