Следопыт | страница 2



Я засмеялся и сказал:

— Что поделаешь, Саша! Мы с вами на всю жизнь скованы одной цепью. Придется нам тащить свои вериги до конца.

— Ну!

И он тоже засмеялся. Кажется, понравилось ему мое преувеличение.

— С чего же мы начнем книгу о следопыте Смолине? — уже серьезно спрашиваю я.

Он пожимает плечами, молчит. И минуту, и две, и три молчит. Курит, смотрит на улицу, залитую солнцем, запруженную детскими колясками, детьми, нарядными женщинами и мужчинами, и молчит. Собственная жизнь кажется ему такой обыкновенной.

Двадцать лет в газетах, журналах, по радио и телевидению прославляют люди подвиги Смолина, а он все еще смущается. Считает, что не герой, такой же, как все.

Мне, по совести говоря, по душе его чувства.

Нарушает молчание все-таки он. Иронически усмехается и, подтрунивая над собой, говорит:

— С чего, спрашиваете, начинать? А чего долго мудрить? Давайте танцевать от печки. Родился я в России, в 1924 году, 26 февраля, в селе Большое Болдино, где Пушкин нечаянно застрял и хорошо писал. Отец — Николай Иванович, мать — Татьяна Матвеевна. Три младших брата тоже пограничники. Добровольцы. Василий охранял западную границу, Виктор — за Полярным кругом, в пургу по канату в наряд ходил. Иван служил на контрольно-пропускном пункте на западной границе. Отец погиб на Отечественной войне. Его на год раньше меня призвали. А я попал в армию в день своего совершеннолетия. Интересное совпадение, правда?.. Ну, подходит такое начало?

— Ничего. Но может быть и лучшее. Сколько на вашем счету задержанных нарушителей?

— Живых больше сотни. Тех, которых пришлось убить, тоже наберется с сотню.

— Значит, за свою пограничную жизнь вы обезвредили более двухсот шпионов, лазутчиков, диверсантов?

— Ну! — энергично подтвердил Смолин.

— И вы помните своих «крестников»?

— Как же их забудешь? Все достались тяжело.

— Вы можете рассказать, когда, где и как каждого обезвредили?

— Ну!

— О самом первом и самом последнем?

— Ну!

— Отлично! Из этих вот ваших рассказов и будет состоять книга. Итак, первый нарушитель!

На этот раз Смолин не произнес своего любимого, очень выразительного «ну». Улыбался. Думал. Потом сказал:

— Давайте начнем не с нарушителя, а с моего первого пограничного учителя, с моей первой собаки.

— Так еще лучше. Рассказывайте без оглядки на меня — я успею записать. И ничего не упускайте. Ни одного движения, ни одного переживания, ни одного слова. Восстановите в памяти обстановку. Встречи с людьми. Имена товарищей, воевавших рядом. И, самое главное, не забывайте, каким вы были в ту пору, когда впервые надели зеленую фуражку.