Пригласил Бобровского к себе, официальным тоном спросил:
— Товарищ мичман, почему не доложил о сверхнормативных продуктах?!
Невинные глаза.
— Так вы не спрашивали!.. Я как раз только сегодня все это оприходовал! — И он раскрыл книгу, где аккуратно рукой матроса Карышева, а он — правая рука баталера, все записано и подчеркнуто красным карандашом.
— Мне от вас ничего скрывать нельзя, товарищ лейтенант. Море — оно серьезных любит. Тут не до береговых интендантских шуточек! — И Бобровский преданно смотрит мне в глаза. Даже неудобно: заподозрил честного человека черт-те в чем! Чтобы скрыть неловкость, встаю и предлагаю еще раз пройти по кладовым и заведованиям.
Прошло тридцать шесть часов похода. Впереди много интересных часов, суток, недель и месяцев. Это просто здорово — так выходить. Но… элемент внутреннего беспокойства имеет место быть. Теряется еще одна нить с Аленой — письма. Их, может, долго не будет. А это уже плохо. Остается надеяться на случайные оказии. Писать письма и ждать оказии, ошеломлять количеством и качеством. Поймал себя на мысли, что рассуждаю, как Суворов — в любом случае крепость нужно брать. Даже смешно стало. Хотя вроде бы все и по Дарвину — бороться за свои чувства надо.
Стало быть, буду бороться, хотя голос логики чувствует себя не очень уверенно. Но за меня… глубочайшая порядочность хорошего человека. Так уж устроена русская женщина: если человек попадает в хотя бы чуть отличные от других условия, она в глубине души выделяет его, и если сделать шаг навстречу — сразу не оттолкнет, не отвернется. Поэтому будет какое-то время, какая-то надежда, какие-то возможности, которые нужно использовать. Только письма должны быть интересными, а в дальнейшем они станут нужными. Ежели этого не случится — перехода из интересного в нужное, то «сливай, Саша, воду», еще можно сказать «суши весла».
Выхода нет — придется осваивать хорошо зарекомендовавший себя в веках способ бороться за женщину — письма. Вместе с технологией снабжения будем осваивать и технологию этого отнюдь не простого жанра.
Сегодня шестой день похода. Как и во все предыдущие дни — сильная килевая и бортовая качка. Справа на траверзе Япония. Мы идем строго на юг. К качке все уже привыкли, но на верхнюю палубу никого не выпускают. Ветер еще не стих. Ложась спать, правые ногу и руку вдеваю в петли. Во время сна чувствуешь крен, и соответственно работает то нога, то рука.
Состояние то невесомости, то перегрузки. Когда корабль идет вверх и ты взбегаешь по трапу — почти взлетаешь, и наоборот: враздрай с кораблем — прижимает. Отсюда, наверно, и пошло — единство корабля и экипажа. Для меня это теперь не просто фраза, но нечто большее, жизненно важное, подтвержденное временем и походом. Первый день в море было немного не по себе, подташнивало, но если заниматься делом, то дурнота не ощущается.
