— Очень мне этот мудак не нравится, — сказал Амато первому. — Наглый слишком, на мой нюх. Сходил бы лучше притащил мне крутого черножопого. А на этого хуесоса мне терпения не хватит даже объяснить, чего я хочу.
— Расселл, ну еб твою, — сказал первый. — Будь добр, заткнись уже нахуй, не дергай мужика почем зря, а? Он нам помочь хочет.
— Я не знал, — ответил Расселл. — Я думал, это мы ему хотим помочь. В натуре, Хорек? Помочь мне хочешь?
— Пошел отсюда нахуй, — сказал Амато.
— Ого, — сказал Расселл. — Так, блядь, нельзя с людьми разговаривать. Когда клиента учишь машину водить, ты разве так с ним?
— Я вот чего хотел, — сказал Амато. — Мне два парня нужны — принесет тридцатку, по моим прикидкам. Тридцать тонн. А таких говнюков, как он, Фрэнки, таких вот засранцев я покупаю десятками по восемьдесят центов. И еще одного в придачу мне дают просто так. Найди мне кого-нибудь еще, Фрэнки. А такую срань я выслушивать не стану.
— Шмагу нашу помнишь? — спросил Фрэнки.
— Шмагу, — сказал Амато. — Какую еще шмагу? У нас шмаг сотен девять было. Только повернешься, эта мартышка новую сует, давай подписывай. Какую шмагу?
— Ту, по которой нас завалил, — ответил Фрэнки. — Федеральную.
— По коллектовке, — сказал Амато. — Ну. Когда на меня тот здоровый трюфель наехал.
— Дылда Сэлли, — сказал Фрэнки.
— Не знаю я, как его звали, — ответил Амато. — Мы с ним лясы не точили. Он с меня штаны спустить пытался, вот и все. «Ты, мальчонка, не дрыгайся минуточку, я тебе в сахарную попцу щас заправлю». Гондон. И весь в белой помаде.
— А на следующую ночь его не стало, — сказал Фрэнки.
— А на следующую ночь меня не стало, — сказал Амато. — Если б остался, точно бы не стало того черножопого. Я уже Билли Данну долото посунул на этого ебилу, если б я остался, он бы его на шпацире замочил. Вертухаи же, блядь, тупые — когда надо, их не дождешься, вот и вертись как знаешь.
— Ты был в Норфолке, — сказал Фрэнки.
— Я был в Норфолке, — подтвердил Амато. — Сижу весь день, слушаю, как какой-то щегол моего, блядь, адвоката рылом в говно макает, а сам думаю только, что Билли с этим трюфелем сделает, когда я вернусь. И тут выясняется, что еду я в Норфолк. И вечером у меня только один базар — с монашкой в серой херотени. Спрашивает, не хочу ли я на гитаре, блядь, научиться.
— Я ее знаю, — сказал Расселл. — Она там везде. В Конкорд как-то раз приезжала. Я ей говорю: «Сестра, если б я хотел научиться на гитаре, я б гитару и взял, блядь». Больше не лезла. А многим нравилась.
