Кир относился к истории двуногих прямоходящих, как селекционер относится к собственной грядке. Одержимый духом Мичурина, селекционер неистово полет сорняки и кросс-опыляет томаты, в надежде вырастить нечто… прекрасное. Возможно, яблоню, плодоносящую говорящими тыквами. У Кира не было подобных иллюзий насчет эволюции бесхвостых приматов. Говорящих тыкв или даже мыслящего тростника из них бы явно не получилось. Разве что брюква кормовая, обыкновенная. В некий момент идея с брюквой настолько захватила его, что он уже рассматривал возможные варианты скрещивания и манипуляции с хромосомным набором. К счастью или несчастью, брюква получилась сама по себе, а из бесхвостых приматов вышло то, что вышло. Кир долго размышлял, какое бы этим странным созданиям найти применение, и наконец остановился на идее Тапира, меда и пчел. Идея была тем соблазнительней, что даже особых усилий не требовала: бесхвостые прямоходящие сами с охотой влипали во все, во что можно было влипнуть, — и даже в то, во что совершенно нельзя.
Завыл шакал.
— Завоет шакал полнолунною ночью, — пробормотал Кир, прижимаясь к холодному камню.
— И что? — поинтересовался Рахмад.
— И ничего.
— А я думал, это часть вашего древнего стихотворного пророчества.
Кир хмыкнул:
— Это у вас все на стихотворных пророчествах помешаны. Я же суре Корана всегда предпочту старину Хайама:
Пей! И в огонь весенней кутерьмы
Бросай дырявый, темный плащ Зимы.
Недлинен путь земной. А время — птица.
У птицы — крылья… Ты у края Тьмы.
— Хайям был нечестивцем и распутником.
— Зато никогда не врал. Например: сейчас весна, от моей плащ-палатки остались одни дыры, и кроме тьмы я ни черта не вижу.
— Это потому, что ты держишь бинокль наоборот, Кир-эфенди.
— Черт. И вправду.
Кир перевернул бинокль и уставился на лагерь противника внизу, в долине. В лагере было темно и тихо — точь-в-точь кладбище за секунду до того, как задудит труба архангела. Тишина предвещала перемену, и сомнительно, что к лучшему.
— Одного я не понимаю, Кир-сахиб, — прогудел под ухом Рахмад.
— Чего же именно ты не понимаешь? — раздраженно ответил Кир.
Острые камешки впились ему в живот. Вообще лежка в скалах была крайне некомфортна. К тому же, спускаясь вечером по узкой тропке, он оступился и съехал вниз на пятой точке, разодрав штаны. Сейчас в дыру ощутимо поддувало. А ночи в горах холодные.
— Вот ты русский?
— Можно и так сказать, — уклончиво отозвался Кир, который был то ли криптонянином, то ли вообще койотом.
