— Эх, опять забыл камень привязать! Иптыть твою…
— Ну вот, а говорили: немой, немой, — прокомментировал Карлсон с высоты полета летучей мыши.
Субъект задрал башку, выпячивая волосатый кадык. Заметив Карлсона, он сказал просительно:
— Ты это, братишко, подсобил бы, а? Шестом ее в глубину пихай, сучку эдакую, шестом!
Шеста у Карлсона не было, поэтому он просто спустился пониже и огрел животное дубинкой по голове. С прощальным воем собака пустила пузыри и затонула. Субъект — видимо, сам Герасим — отер рукавом пот со лба, опустился на траву, достал из кармана кисет и принялся сворачивать цигарку. Карлсон приземлился рядом и вытащил пачку тушканчеговых сигарет. Закурили.
— И давно вы… так? — вежливо спросил Карлсон. С потенциальной добычей он всегда был отменно вежлив: мало ли чем она способна укусить или сделать еще какую-нибудь гадость.
— Да вот уж третий, кажись, век пошел, — меланхолично ответил Герасим.
— Это ваш личный вариант чистилища? — поинтересовался искушенный в вопросах религии Карлсон.
Герасим хмыкнул вонючим дымом:
— Чистилище. Лять. Ну вы тут, люди, совсем соображение утратили. Смерти, говорю я вам, нет, но есть жизнь вечная, хотя и препоганая.
Карлсон в смущении покачал головой. Присутствие на этом пропахшем солидолом берегу Герасима противоречило тем основным принципам, которые мать-настоятельница вбивала в голову нерадивому ученику тяжелым латинским словарем.
— Ну и как оно там… за гранью бытия?
— А нет никакой грани. Ни рая, ни ада нет, мой шестипалый друг с пропеллером. Все это позорная выдумка мракобесов. Есть лишь смерть временная, которая повсюду, и смерть вечная, желанная, но недостижимая. И есть те, кто может подарить жаждущим эту смерть. Как, например, ты, о жужжащий лопастями воин Армагеддона. То, что течет в жилах твоих вместо крови и питает мотор, то и придает тебе священную силу.
Карлсон усомнился:
— А не врешь ли ты?
— Бля буду! — поклялся призрак. — Век воли не видать. Ты, Карлсон, наследник славы викингов, ты — последний из рода валькирий. Твое дело — вырвать душу грешника из гнилых оков плоти и спалить ее в очистительном, все уничтожающем пламени Вальхаллы. И лишь тогда мир этот станет совершенен.
— А не дьявол ли ты, посланный мне во искушение? — снова усомнился Карлсон.
Герасим пожал плечами:
— Конечно, я и есть дьявол. А ты мой сын. Вот наконец мы и встретились, сынуля.
— Папа! — радостно завопил Карлсон и обнял Герасима за шею.
Объятие было крепким и долгим. Герасим некоторое время трепыхался и дергал кадыком в цепких пальцах Карлсона, а потом затих. Карлсон опустил убитого на траву. Через некоторое время из воды показалась Муму. Перебирая лапками, она подплыла к берегу. Отряхнула брызги, обнюхала неподвижное — навеки уже неподвижное — тело хозяина — и ушла в камыши.
