Когда Карлсон слегка подрос (но все еще сильно напоминал бочонок с пропеллером), он решился присоединиться к боевым вылетам. И не стало для него большего наслаждения, чем следовать за тройкой блэкфайтеров, становясь обтекаемым, уклоняясь от лучей радаров, осыпать позиции противника цветочными горшками, навозом и строительным мусором. Блэкфайтеры над молодым спутником посмеивались, но покровительственно. Приглашали его несколько раз даже на свои дикие партис в колхидских горах, под самыми ледниками, где приятно отведать дизельного топлива с добавлением электросварки, для пущей шипучести. В горах Карлсон познакомился и с козами, и козы ему понравились. Иногда он залетал и в маленькие балканские деревушки, слушал песнопения длиннобородых попов в часовнях и сам подпевал вполголоса. Приятная размеренная жизнь.
Как-то раз, возвращаясь с задания, он не нашел на базе Апача. Старика то ли отправили на переплавку, то ли продали боевикам Нигерийской освободительной армии за груз бананов. Эта потеря сильно подкосила юного Карлсона. Он даже похудел и реже играл теперь на губной гармошке. Одинокий, барражировал он над укрытыми ночной тенью городами. Однажды, когда тоска особенно сильно сдавила его пухлое горло, он подлетел к окну многоэтажного дома в Стокгольме. Окно было полуоткрыто. На подоконнике, в банке из-под консервированных томатов, горела свеча. Огонек задувало сквозняком. Рядом со свечой на коленках стояла неловкая, будто из одних шарниров состоящая деревянная кукла. Кукла вглядывалась в темноту круглыми пуговичными глазами. Карлсон подобрался поближе. Кукла моргнула и сказала:
— Ты кто?
— Я — Карлсон, который живет на крыше, — ответил Карлосон и сам удивился. Жил он вовсе не на крыше, а на верхушке старой сторожевой сосны. Подумав, Карлсон добавил: — Я — умный, красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.
Пуговичные глаза смотрели на него по-детски доверчиво. Карлсон удивился. Обычно на этом этапе знакомства собеседники либо смеялись, либо, пожав плечами, крутили у виска пальцем.
— А ты кто?
— Я — настоящий мальчик по имени Пиноккио. У меня был папа Карло, но его посадили в долговую тюрьму. И теперь я живу один.
Карлсон почесал в затылке. Собственного родителя он не знал, но более чем вероятно, его тоже звали Карлом. Это их с Пиноккио роднило.
Деревянная кукла спросила:
— Ты будешь со мной дружить?
Карлсон задумался. То есть первым побуждением его было сразу согласиться: кроме старика Апача, у него никогда не было настоящих друзей, — но долгий и горький жизненный опыт научил Карлсона, что во всем следует искать подвох.
