Время от времени она приезжала. Брала на руки совсем крохотную Яну и уходила в дальнюю комнату. Родственники не мешали — шушукались по углам, а при виде ее сразу же бросались за какое-нибудь неотложное дело, впрочем — это было для нее уже настолько привычно, что она не обращала никакого внимания. Странное дело, но то, что было для нее важно прежде, теперь стало совершенно безразличным. Люди, мнение которых казалось ей значимым, теперь не представляли для нее никакого интереса. Ее даже забавляла вся эта возня — они бубнят что-то себе под нос, рассуждают о каких-то смыслах жизни, пристают друг к другу со смешными советами, то жалуются, то мирятся, то проклинают всех на свете — бестолковое тараканье копошение, заканчивающееся всегда и для всех одинаково бестолково. Но только не для нее. Месть дает жить полной жизнью, отбирая жизнь у других.
Несущийся на полной скорости мерседес уже въехал в черту небольшого уральского городка. Созданный несколько столетий назад как крепость для усмирения «смутных башкир», он и сейчас выглядел ощетившимся. Недружелюбный, пустынный ночной город. Проехав мимо краснокаменного православного собора, машина нырнула в небольшой переулок и остановилась возле небольшого, одноэтажного деревянного дома.
- Ключи над козырьком. - произнес водитель.
Она не стала его расспрашивать. Ни к чему. Взяла конверт и, прихватив початую бутылку коньяка, вышла. На улице стало еще холодней, чем прежде. Но дождь уже кончился. Съежившись, она проводила взглядом быстро удаляющуюся машину и поднялась на крыльцо. Возле массивной входной двери была табличка: «Музей истории г. Красноуфимск» и ниже объявление: «Временно не работает. Ремонт». Пошарив сверху свободной рукой, она нашла ключ, вставила в замочную скважину и открыла.
В нос ударил запах старой изъеденной древесины. Справа на стене она нащупала выключатель и зажгла стилизованные под керосиновые лампы бра — дом изнутри показался ей куда больше, чем снаружи. Бревенчатые стены сплошь были завешаны пленкой, под которой были самые разнообразные вещи, в прошлом, наверное, имевшие для хозяев огромную ценность, но теперь — представлявшиеся не более, чем странными по своему устройству экспонатами. Доски под ее ногами скрипели, приподымаемый ее руками целлофан шуршал и пыль тотчас начинала кружиться в воздухе и щекотать ноздри.
В одной единственной, но огромных размеров комнате находилась хозяйская утварь тех, кто жил в этих краях, начиная с эпохи неолита и до настоящих времен: глиняные черепки, горшки и кубышки, корчаги и скребки для лошадей, черпаки и ложки с замысловатым плетеным орнаментом, детские игрушки и лапти, висящие на гвоздях, но больше всего ее заинтересовала, стоящая прямо в центре помещения, так же, как и все — скрытая запыленной пленкой, - стеклянная витрина с человеческой фигурой в полный рост внутри. Она отдернула пожелтевший, грязный целлофан и перед ней оказался солдат в мундире времен наполеоновских войн, вставший во фрунт и смотрящий пластмассовыми глазами прямо на нее. Судя по табличке, это был канонир — артиллерист, обслуживающий пушки. Одетый в темно-зеленый мундир с черными обшлагами и красной выпушкой, что, следовало из текста, символизировало дым и огонь, усатый манекен держался одной рукой за шпагу, висящую на перевязи с левой стороны.
