Лавка антиквара | страница 22
А искал я коллекцию целиком, чтобы купить разом и не мучиться. Периодически звонил шефу, что-то уже начало наклёвываться, и когда дошло до получения окончательного соизволения, процесс неожиданно оборвался. Ситуация изменилась стремительно и вдруг.
В тот вечер уборщица никак не могла попасть в кабинет нашего начальника. Что-то мешало. Пришлось поднажать, и когда женщина всё-таки открыла дверь, перед взором предстала пара элегантных полуботинок, черные носки за две тысячи пара и низ брючных штанин. Продолжение скрывалось за косяком двери, куда уборщица заглядывать не стала. Всё описанное принадлежало нашему шефу — Александру Викторовичу Асмикину, и вместе с его телом лежало в большой темной луже густо-красной жидкости. Жидкость медленно растекалась в сторону левой стены — пол в здании едва уловимо наклонялся к северо-востоку.
На истошный женский вопль сбежались задержавшиеся сотрудники, последовали другие громкие крики, кому-то сделалось дурно, кто-то вызвал «скорую помощь». Помощь, правда, особо не понадобилась. К моменту приезда медиков, все давно оклемались, а тот, кто явился причиной всего этого шума, ни в чем уже не нуждался. То есть нуждался, конечно, только в помощи не медицинского, а скорее ритуального характера.
Приехали правоохранительные органы, было много суеты, нервотрепки и разных неприятных событий. А после увоза тела, на полу шефского кабинета, рядом с оконтуренным силуэтом, осталось темно-красное пятно, очертаниями напоминающее карту Украины.
Потом наступила пятница, весь день никто не работал, только и обсуждали произошедшее и возможные последствия для всего коллектива. Дабы сгладить негативные впечатления, я свалил с работы часа в четыре и направился в какой-то кабак. Требовалось совершить нечто экстраординарное, нехарактерное для моей личности. Что пил, с кем — навсегда выпало из сознания. Помню только, как проснулся почти в полночь в аэропорту в Домодедове. Ещё расплывчато припоминаю сонно матерящегося слесаря, вскрывающего дверь в мою квартиру. Ещё помню, как полз в направлении кровати. А потом в шесть вечера для меня наступило утро. Но самое удивительное — либо я не сделал ничего страшного, за что было бы совестно и мучительно больно, либо просто не помню этого. И всё! Никаких проблем, вопросов, разочарований — как отрезало. Будто в четыре часа пятницы прошла некая черта, за которой остался основной негатив.
А через непродолжительное время после гибели шефа весь его проект благополучно прикрыли, тема была забыта, вопрос о музее уже не возникал. Зато бронзовая шкатулка осталась в полном моем распоряжении.