— Что? — не расслышал Карл.
— Нет, ничего, это я про себя. Продолжай, признаюсь, я еще не совсем понимаю, куда ты гнешь.
— Вот почему, — снова заговорил Карл, — она так активизировалась и отправила Косее в Пикардию. Вот откуда взялась голова одного из их протестантских военачальников, которую маршал послал в Париж.
— И которую его любовница забальзамировала в память о незабываемых упоительных ночах, — подхватила сестра, приступая к коробке с конфетами. — Когда моему любовнику отрубят голову, я сделаю то же самое, если, конечно, он будет достоин этого.
— Ты ешь много сладкого! — вспылил Карл, как делал всякий раз, когда Маргарита желала себе другого любовника. — Тебя и так уже разнесло, шнуровки корсета скоро лопнут!
— Что поделаешь, — игриво ответила на это юная принцесса, — если мужчинам нравится пухленькое тело, а не две оглобли, привинченные к доске. Впрочем, тебе-то что волноваться. Ты не особо преуспел на Венериных полях любви, а твое место давно уже занято другим.
— Бессовестная шлюха! С тобой нельзя говорить о серьезных вещах, все твои помыслы только о любовниках, которым ты уже потеряла счет! Ты думаешь не головой, а тем, что у тебя между ног. Впрочем, разве не таковы все женщины?
Она насмешливо посмотрела на него и фыркнула:
— И это все, что ты усвоил из уроков своего наставника? Немного же ты набрался от него ума. Запомни, иногда бывает полезно подумать и тем, о чем ты говоришь. И потом, кто же виноват, что они один за другим покидают поле битвы, не в силах выдержать длительного штурма?
— Наша мать, кажется, мало порет тебя ремнем. Я сейчас позову ее, мы задерем твои юбки, и я сам возьму в руки ремень.
— А на большее ты не способен? — рассмеялась принцесса. — Лучше бы ты взял в руки то, что некогда составляло твою мужскую гордость, а теперь, увы, является твоим позором.
— Марго, Марго, — застонал Карл, отворачиваясь от нее, — ты бьешь по больному…
— Ну, довольно, братец, — снисходительно ответила она, — ведь не для того же ты позвал меня, чтобы мы оскорбляли друг друга.
Карл собрался с духом и вновь заговорил, не глядя на сестру. Впрочем, это было его отличительной чертой в любом разговоре.
— Ты не справедлива ко мне, Марго, и, уличая меня в моем бессилии, не понимаешь, что это — следствие лихорадки, которой я недавно переболел в Мадридском замке.
— Может быть и так, — согласилась Маргарита, — но матушка после этого заболела, и это доказывает лишь одно: наш род близится к вымиранию. Недалек тот час, когда он исчезнет совсем или оставит после себя столь хилое потомство, что оно не переживет даже период регентства.
