— Мы стали бы походить на медведя, обложенного со всех сторон охотниками в своей берлоге. И вроде жив и невредим — и выбраться нельзя.
Жанна продолжала рассказывать, как она пробиралась по дорогам Гаскони и Сентонжа, лавируя между отрядами католиков, будто между Симплегадами, и как ей помог в этом сенешаль Гиени, увеличив ее войско.
Тем временем оба юных принца переглянулись и отошли в сторону, где стоял столик с книгами.
— Мне кажется, нам с тобой есть о чем поболтать, Генрих, — вполголоса проговорил принц Наваррский.
— Совершенно верно, и эта минута настала, ваше величество, — ответил Генрих Конде.
— Величество? — переспросил принц. — Полно, брат, ведь мы по-прежнему добрые, старые друзья.
— Да, но ты — король.
— Пока жива моя мать, она — королева Наварры, я же только принц.
— Ты — король с тех пор, как умер твой отец. Разве Карл IX не король своей страны при живой матери — королеве?
— Тот не монарх, который позволяет своим подданным убивать друг друга только потому, что они по-разному молятся одному Богу.
— Это другой вопрос, и в твоих словах есть правда, но хотел бы я знать, Анри, что делал бы ты на месте Карла?
— Прежде всего, заточил бы мадам Екатерину в крепость.
— Собственную мать? — Конде усмехнулся.
— Я ведь не сказал, что отправил бы ее на плаху.
— Ну а потом?
— Потом таким же образом расправился бы с Гизами и в первую очередь — с кардиналом.
— Все?
— Нет. После этого я издал бы эдикт о свободе вероисповедания для гугенотов всей Франции и объявил бы протестантскую религию легальной наряду с католической.
— Сразу видно, если тебе и довелось бывать при дворе Екатерины Медичи, то на военных советах ты не присутствовал.
— Разве я сказал что-нибудь не так, кузен?
— В твоих трех ответах — три грубейшие ошибки.
— Вот как? — изумился Генрих. — Что ж, любопытно послушать, что думаешь об этом ты.
— Прежде всего, следует твердо усвоить одну простую истину: государством правит мадам Екатерина, без нее Карл — ничто, как цветок, сорванный с куста, на котором рос. К тому же она всегда была сторонницей мирных соглашений, и только наш мрачный южный сосед вместе с Гизами да римской церковью заставляет королеву-мать быть непримиримой с нами.
— Полно, кузен, уж не сочувствуешь ли ты дочери герцогов Медичи?
— Напротив, — горько усмехнувшись, ответил Конде, — мне ее жаль, ведь она лишена всякой свободы и всецело зависит от своих аристократов, которые и поддерживают ее в этой войне, да от Церкви, субсидирующей ее военные операции. Мы, в отличие от Екатерины, не зависим ни от кого. Наша партия свободна.
