В парке было тихо и безлюдно и если бы не нависающее над деревьями колесо обозрения с ярко-желтыми креслами, можно было представить, что вокруг простирается лес, совсем не похожий на асфальтно-кирпичножелезобетонное нагромождение улиц и зданий. Запах сена тоже напоминал о краях, находившихся далеко от города. Там жила мама.
В этом году отпуск намечался только на ноябрь и Зоя хотела вместе с ним посетить столицу, а потом, опять же вместе, съездить в Болгарию. А тем летом он вволю набродился по исхоженным в детстве местам, и также, как раньше, стоял стол под яблонями во дворе, гудели пчелы, садясь на разрезанный сочный арбуз, в огороде золотились подсолнухи, между полосатыми тыквами бродили куры, и мама в накинутой на голову косынке сновала между летней кухней и столом, нося миски с яблоками и виноградом, и вареной кукурузой, и крупной малиной...
Панаев виделся с ней нечасто, и на письма был не охоч. Из села он уехал давно, осел в городе, женился, не советуясь особенно, да так же, не советуясь, и развелся.
Мысли были неторопливыми и немножко грустными. Что там сейчас в том далеком селе, где в овраге пасутся козы и камыши окружают ставок, затянутый ряской? Как там мама, здорова ли?
"Как ты там, мама? Как здоровье?"
"Я-то здорова, а вот ты приболел, сынок, я чувствую".
"Да нет, все нормально. Так, пустяки".
"Ох, неспокойно на сердце, сынок. Переживаешь? Таня? Видишь ее? Раскаиваешься?"
"Нет, мама. Это все прошло. Так нам обоим лучше. Все в порядке,
мама, не волнуйся. Просто притомился немного, но это пройдет. Вот отлежусь и обязательно тебе напишу".
"Береги себя, сынок".
"Не волнуйся, мама..."
- Земляк, мы тут рядышком устроимся, не возражаешь?
Панаев вздрогнул и открыл глаза. Двое с помятыми лицами, неопределенного возраста, в неопределенного цвета одежде уже деловито раскладывали на газете ливерную колбасу, аккуратно опускали на траву бутылки.
- Распитие в общественном месте, - заметил, поднимаясь, Панаев и пошатнулся, потому что у него закружилась голова.
- Во-во! - зсмеялся один и принялся терзать зубами пробку. - Гони два рваных и вступай в наш кооператив. А дальше помозгуем.
Другой настороженно смотрел на Панаева и даже перестал раздирать на куски колбасу.
- Тебе чего, мужик, не все равно? Жалко тебе, что ли? Тут место удобное.
- Удобное, - согласился Панаев. - Как-никак парк культуры и отдыха.
- А мы и отдыхаем! - Первый вновь захохотал, высморкался, прижав пальцем ноздрю. - Отпахали свое - и отдыхаем. Его величество рабочий класс.
