взялись разгружать вагон с солью: долбили ее ломами, потом лопатами насыпали в мешки, а мешки относили на склад, и весили эти мешки килограммов по восемьдесят. Когда полвагона было разгружено, они выпросили задаток, Юрка сбегал за портвейном и они пили его прямо из горлышка, а потом опять доблестно трудились. Управившись с делом, осовевшие от работы и выходящего пОтом дешевого, но "градусного" портвейна, они отправились в баню и там, после парной, Панаева окончательно проняло. Он сидел в раздевалке, завернувшись в простыню,ти не в силах был пошевелиться. Сейчас он ощущал нечто подобное.
Людмила торопливо подошла к нему, заглянула в лицо, деловито нащупала пульс. Глаза у нее были испуганные.
- Нормально, - сказал Панаев, чувствуя, как проясняется голова. Ничего не упало?
- Ф-фу... - Людмила отпустила его запястье и села рядом. - Вы меня испугали немножко. Вид у вас был как у распятого Иисуса. Ну что?
Панаев вяло пожал плечам. Слабость все-таки оставалась.
- А ничего. Впрочем, - он прислушался, - муха затихла. Может быть вместо телепатии получилось убиение насекомого?
- Может быть, - серьезно ответила журналистка. - Загоруйко рукой определяла цифры на электролюминесцентном индикаторе за стеной, а через несколько часов после эксперимента квартиру буквально заполонили муравьи, которых там никогда раньше не было. Все возможно. Ну, рассказывайте.
- Так нечего рассказывать. Старался, смотрел на вас - ноль. А потом как-то переключился, стал думать о своем. Даже не думать, а так...
- О чем? - требовательно спросила девушка.
Она сидела вполоборота к Панаеву, от ее волос едва уловимо пахло чем-то приятным.
- Н-ну... Как поеду в поликлинику... - Он с усилием потер лоб. - Вы знаете, там ведь никакого желто-белого дома... И арки никакой нет. Там не Радищева, а Октябрьской ре... - Он осекся.
Журналистка вцепилась в рукав его свитера:
- Дом, номер дома какой, запомнили?
- Кажется, пять дробь шестнадцать.
Девушка вскочила, возбужденно зашагала от кресла к столу и обратно и стала действительно похожей на девчушку. Остановилась возле Панаева:
- Вы не бывали в Калинине?
- Это который Тверь? Не приходилось.
- А я там родилась и жила до седьмого класса. Именно в желто-белом доме на улице Радищева, пять-шестнадцать. И только что старалась представить его как можно отчетливей. По вас парапсихологи плачут, Виктор Борисович! Даю материал в завтрашний номер. Отсюда можно позвонить?
- Позвонить-то можно, - безрадостно сказал Панаев. - Не знаю, плачут ли ваши парапсихологи, а мне вот точно не до смеха.
