— «С самого начала вы, женщины, были умнее всех ученых и фарисеев, — ясно доносился живой, ежеминутно готовый расхохотаться голос, — но с самого начала вы были и более страстными, чем все ученые и фарисеи».
— О дева Мария! — раздался голос другой. — Это же святая правда!
— «Так не сдерживайте же вашу огненную страсть, — продолжала сидящая в середине, — хватайте ваших прирученных мужей за их жалкие косицы и вешайте их, как пугало, куда угодно, только — вон их!
Наше спасение — в гильотине и в страсти женщин.
А впрочем, честь имею кланяться. Соловьи поют в кустах, пули свищут, и мое воззвание окончено».
Подруги засмеялись, а Энгельс попробовал свистнуть соловьем. Они оглянулись и, увидев его, несколько смутились.
— Прошу прощения, сударыни. — Энгельс, выйдя из-за кустов, приподнял шляпу. — Но, поверьте, я не из тех, кого Веерт призывает вас вешать. Честь имею!
…В «Неугасимой лампаде», несмотря на раннее дневное время, народу было битком. Здесь и всегда-то собирались любители не столько поесть и выпить, сколько поговорить, а сегодня это было особенно заметно. Энгельсу сразу бросились в глаза несколько экземпляров «Новой Рейнской». Как гигантские красные бабочки, они в разных концах зала то расправляли крылья, то складывали их, то перепархивали от столика к столику.
Энгельс пробрался в самый дальний угол и попросил сосисок с капустой да большую кружку темного пива.
Соседями по столу оказались два молодых парня. Один был, видимо, ровесником Энгельса, другой — года на два-три помоложе. С первого взгляда уверенно можно было сказать, что это рабочие. Перед ними лежала «Новая Рейнская». Они обрадовались новому человеку как своему сверстнику и как возможному собеседнику. Им, пожалуй, было безразлично, друг это, единомышленник или противник. Если друг — прекрасно, будет с кем поделиться своими мыслями; если враг — что ж, пусть послушает, как его отделали сегодня в этой газете…
— А кончается это вот так, Отто, — сказал тот, кто постарше, и прочитал, кажется, не столько для Отто, сколько для Энгельса: — «Редакторы „Новой Рейнской газеты“, прощаясь с вами, благодарят вас за выраженное им участие. Их последним словом всегда и повсюду будет: освобождение рабочего класса!»
Это были заключительные слова написанного Энгельсом обращения «К рабочим Кёльна».
Дружелюбно взглянув в напряженно-выжидающие лица рабочих, он улыбнулся и медленно произнес:
— Прекрасные слова…
— Вы находите? — сразу оживился парень с газетой.
