— Прежде всего, — задумчиво сказал судебный исполнитель, — надо разобраться, насколько между вами возможен — как практически, так и с точки зрения закона — профессиональный обмен. Каким образом обменяться карьерами, столь — представляется лично мне — непохожими одна на другую?
— Разумеется, мы об этом подумали, — заверил Юго. — И поняли, что здесь не должно быть особых проблем. Я руковожу предприятием, которое на полном ходу, и мой заместитель, вице-президент моей компании, вполне может стоять у руля, пока… пока Ариана подучится нашему делу, — уточнил он, видя, что у жены в эту самую минуту стало такое выражение лица, как будто она опаздывает на работу, а каблук-шпилька застрял в щели эскалатора метро.
— Ну а я, — подхватила молодая женщина, — работаю с подругой и уверена, что у них с Юго все сладится. Значит, вы согласны нам помочь? — спросила она почти застенчиво и одернула свою облегающую кофточку.
Судебный исполнитель, отметив про себя, что движение — совсем как у школьницы, поправляющей свитер перед тем, как зайти в кабинет директора, улыбнулся:
— Есть еще одна вещь, мне плохо понятная. Я могу как-то допустить, что мадам Марсиак хочется побыть в вашей, позволю себе сказать, шкуре, — это даст ей возможность исполнять более престижные функции. («Ну и дурак!» — подумала Ариана, тем не менее не прерывая гостя.) Но вы… неужели вы, месье Марсиак, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотели бы стать женщиной?
— Да. То есть, ясное дело, не в том смысле, как подразумевается обычно. Я вовсе не собираюсь цеплять на себя искусственные сиськи и раскрашивать физиономию, упаси господи, я же не трансвестит какой-нибудь! Понимаете, что я имею в виду?
Они с Кантюи переглянулись и расхохотались как сообщники, мол, «мы оба с яйцами, как же нам не понять друг друга», и Ариану это привело в уныние.
— Мы с женой вовсе не того хотим. Мы хотим обменяться не личностями, но — ролями, функциями. Видите ли, я устал от жизни руководителя высшего звена, главы предприятия. Я работаю как проклятый, а мои дети все это время растут — и я их почти не вижу. Ариана же говорит, что ей не хватает признания ее заслуг, мне это кажется чистым идиотизмом, но она уверяет, что я ее не понимаю только потому, что отупел от своей мужской жизни. И мне бы хотелось, чтобы, очутившись в моей шкуре, она прожила хотя бы несколько месяцев как этот самый отупевший мужик. А я, так и быть, побуду идиоткой, которой не хватает признания ее заслуг. Таким образом мы сможем лучше друг друга понять, — заключил он с серьезностью, достойной Папы Римского.
