Ученые связывают появление на Руси этой системы отношений как раз с эпохой Ивана III и переносом на Русь некоторых элементов золотоордынской политической системы. Ведь ханы первоначально раздавали ярлыки на княжение, мало считаясь с иерархией внутри дома Рюриковичей. Получение ярлыка зависело от размера взятки и отношений с татарским правителем. Позже, в XIV–XV веках, кандидатуры на получение ярлыка выдвигались уже самими князьями.
Образно выражаясь, это система, когда есть один первый, главный, но нет вторых, третьих и т. д. По отношению к власти они все — последние. Первый — государь, а все остальные подданные — его холопы. Недаром уже при Василии III, как показала А. Л. Хорошкевич, в придворный этикет входит, казалось бы, абсурдная формула: с 1516 года бояре, официально обращаясь к Василию III, используют выражение: «Аз, холоп твой, челом бьет…»[38]
И вот на такой девице из «некнязей» решил жениться Василий. В августе 1505 года был устроен смотр невест — в Москву привезли более пятисот девушек. Свадебного дела Василия III не сохранилось, но от аналогичного дела его сына — Ивана Грозного — осталась некоторая документация за 1546–1547 годы[39]. Вряд ли царь Иван был здесь новатором, скорее он копировал обряд, введенный его отцом.
Вариантов отбора невест было два. Согласно первому, по уездам посылались специальные команды, которые заезжали в дворянские имения (возможно, также посещали зажиточных купцов и горожан) и просили предъявить девушек, годных к бракосочетанию. По второму варианту родители сами привозили дочерей в Москву, где их осматривала специальная комиссия. Условия отбора невест были следующими. Учитывались возраст, форма лица, носа, цвет глаз и волос, телосложение («дородность»), состояние здоровья (и невест, и их родителей), происхождение. Члены комиссии составляли подробные отчеты, в которых описывали все эти критерии («телом ровна, ни тонка, ни толста»). Тщательно изучались все родственные и брачные связи, состояние здоровья как потенциальной невесты, так и ее родителей и родственников.
Процедура особенного энтузиазма у дворян не вызывала. Их смущало нарушение традиционной морали, по которой грешно «прежде дела дочерей показывать». О грядущей свадьбе договаривались свахи, родители, а молодые могли друг друга и не видеть до обручения. А тут — посторонние люди, унизительные осмотры, уколы самолюбию (а вдруг дочь признают «недостойной»), копание в грязном белье родственников — а взамен один шанс из пятисот, что твоя дочь станет государыней. Мысль о возможности породниться с великокняжеской фамилией для неродовитых была слишком необычной и скорее пугала, чем соблазняла.
