— Сейчас нарежем полосы…
Голос его сел, слова звучали глухо, и, почувствовав это, старшина рассердился на себя. Не хватало еще, чтобы девчонки заметили, как он за них волнуется.
— Повторяю основные правила безопасности… Помните, крупные мины разряжаем на месте, мелкие — в картонных и жестяных баночках — разряжать запрещено, их собирать и складывать в штабель. Потом будем уничтожать.
И девушки направились каждая на свою полосу. Они работали молча, не перекликаясь, кололи землю острым длинным щупом, осторожно, тихонечко разгребали ее вокруг найденной мины. Находок было много, поле попалось плотно заминированное. Егор Сергеевич ходил от девушки к девушке и, прежде чем сделать каждый шаг, прокалывал щупом то место, куда надо было поставить могу. Он водь много раз внушал им: «Закон минера — без щупа ни шагу».
— Что не ясно, не мудри, зови меня, — повторял он. И старался поспеть к каждой, когда у нее возникало затруднение.
Весь день по краю поля ходили офицеры. Держали себя так, словно попали сюда случайно. Подъехал «виллис», старшина увидел грузную фигуру комбата. Тот встал в сторонке и, едва старшина направился к нему, нетерпеливо махнул рукой: занимайся, мол, делом. Не одного Егора Сергеевича одолевала тревога.
А время шло, и росли штабеля обезвреженных мин. В перерыв девушки выходили с поля и окружали старшину. Одни без удержу болтали, другие молча сидели на траве — у каждой волнение проявлялось по-своему.
Трудным был этот первый день, но и те, что последовали за ним, были не легче.
В один из таких дней Егор Сергеевич, шагая по проходу, заметил, что Маша Меньшова стоит в нерешительности над какой-то миной. Он поспешил к ней. Маша была девушкой рассудительной, хладнокровной, и если растерялась, значит, что-то действительно неладно.
У ног Маши лежала мина в сгнившем деревянном ящичке.
— Выходи в проход шагов на пятьдесят. Быстро! — скомандовал Петров и проводил Машу глазами.
Потом поднял мину. Один бок ящичка отвалился, сгнившая фанерка распалась по слоям.
Открылась тротиловая шашка с детонатором и взрывателем. Разрядить будто легко, но Петров наметанным взглядом сразу определил, что чека, удерживающая ударник, совсем проржавела, это был уже не металл, а сгусток коричнево-рыжей грязи. Едва он взялся за конец ударника пальцами, как шероховатый, тоже изъеденный ржавчиной стерженек ожил. Чека не держала его совсем, только ослабь пальцы… Вставить новую чеку Петров не мог — отверстие было забито твердой землей. А держать ударник в пальцах до бесконечности тоже невозможно. Решение могло быть одно. Егор Сергеевич резко взмахнул правой рукой, швырнул мину вперед и быстро упал на левый бок.
