Быстро одевшись, я вышел в до невозможности заполненный курской знатью зал. После короткого, пусть и тяжелого, сна я стал чувствовать себя гораздо лучше. Быстро приняв присягу, насколько это было возможно у такой толпы высокопоставленных особ, я вышел на балкон к собравшимся перед домом людям. От них шел встревоженный гул. Так вот что я спутал с далекими раскатами грома! Увидев меня, толпа начала стихать.
Честно говоря, не знал, что мне делать, — вышел просто показаться на глаза, успокоить народ и опровергнуть слухи о моей, так некстати свалившейся, болезни. Но все ждали от меня чего-то большего, я просто физически ощущал это. И Николай заговорил.
— Подданные Российской империи, сегодня наступил черный день в нашей великой истории. Сегодня скончался мой отец, Александр Второй. Великий государь, реформатор и добрый отец всем нам, так многого желавший сделать для своей отчизны и так мало успевший. Я принимаю на себя его ношу… — Я говорил и говорил. Слова сами ложились у меня в голове, меня посетило редкое ораторское вдохновенье. Хотя Николай был неплохо подготовлен для таких речей, я же ему скорее мешал. В общем, успокоить и воодушевить их мне оказалось вполне под силу.
Когда спустя четверть часа я покинул балкон, горожане расходились ободренные, в полной уверенности, что в будущем несчастья обойдут их стороной. Каждый услышал в моих словах что-то свое, что-то приободрившее и давшее ему надежду. «М-да, а Николай-то самонадеянный юнец», — прокомментировал это соображение мой куда более циничный ум.
Речь эта истощила все мои силы, и, едва дойдя до кровати, я без сил повалился на нее, чтобы тут же забыться тяжелым сном. И уже не чувствовал, как чьи-то заботливые руки раздевали меня, располагали на постели поудобней (первоначально я упал на кровать по диагонали), укрывали одеялом, клали голову на подушку.
Глава 3
ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО НИКОЛАЙ ВТОРОЙ
И снова меня разбудил какой-то непонятный шум. Настойчиво пробиваясь сквозь вялотекущие, еще скованные сном мысли. Закружились воспоминания о последних событиях, смывая дрему, словно ведро леденящей воды.
Я прислушался. Судя по звукам, под дверью, уже в который раз за последнее время, собралась волнующаяся свита. Наверняка давно топчутся, не решаясь зайти и потревожить мой полусон-полузабытье, вызванный внезапной болезнью. «Да, точно, так и есть», — ясно подумалось мне, едва я разобрал приглушенное «Никак не возможно» в исполнении Шестова, состоявшего при мне врачом.
