Занимаясь всем этим, я думала об отказе матери говорить про смерть отца, о ее странном упоминании отца Доминика.
И о брате Томасе тоже много чего передумала. Я не собиралась – он просто втерся в мои мысли. Стоя под яркой лампочкой в кладовке, с большой банкой помидоров в руках, я поняла, что в голове прокручиваю какой-то из моментов, случившихся накануне ночью.
День выдался теплый, воздух был пронизан лучами не по-зимнему яркого солнца. Мы с матерью пообедали на переднем крыльце, держа на коленях постоянно ерзающие подносы, съели гомбо, на который накануне обе смотреть не могли. Я снова попыталась разговорить ее насчет отца Доминика, но она наглухо от меня отгородилась.
Выискивая способ достучаться до нее, я спросила, не хочет ли она позвонить в колледж Ди, но она только отрицательно покачала головой.
Тогда я сдалась. Я слышала, как ее ложка скребет по днищу миски, и поняла, что мне придется разведать об отце Доминике каким-нибудь другим способом. Я сомневалась, что она вообще со мной заговорит, что мы доберемся «до самых корней», как называл это Хью. Мне было противно думать, что, возможно, она права. Это придало мне решительности.
После обеда она прилегла у себя и вздремнула. Похоже было, что она отсыпается за все бессонные ночи. Пока она кемарила, я проскользнула в ее спальню, чтобы прочитать имя врача на рецепте, решив, что могу позвонить ему. Но мне так никогда и не удалось найти его.
Я стояла, глядя на ее ящик для белья, на керамическую Деву Марию с пухлым Иисусом на коленях. Ящик был прямо передо мной. Я выдвинула его. Дерево скрипнуло, и я оглянулась на постель. Мать не пошевелилась.
Ящик был битком набит бумажными образками, четками, молитвенник затесался между старыми фотографиями Ди. Я стала рыться во всем этом бережно хранимом хламе так тихо, как только могла. Точно так же, как в детстве. На месте ли заметка? Сердце колотилось в груди.
Возле задней стенки мои пальцы наткнулись на что-то узкое и твердое. Я поняла, что это, еще прежде, чем достать. Я замерла на секунду-другую – воздух вокруг стал колючим – и собралась с духом, прежде чем вытащить обнаруженный предмет.
Это была трубка, которую я подарила отцу.
Я снова быстро взглянула на мать, поднесла трубку к косо падавшему в окно свету, но ничего не могла сообразить. Колени стали влажными и студенисто дрожали – стоять было невозможно. Я опустилась в кресло.
Как могла трубка оказаться в ящике? Когда она положила ее туда? Она должна была лежать на дне океана вместе с «Морской Джесс», вместе с отцом. Я снова и снова думала об этом – как же все-таки это могло случиться?
