— Я хочу поговорить с тобой о твоей немоте.
Взгляд, еще за секунду до моих слов понимающий, стал тревожным. «Нет, — говорили глаза Бонни, — я не хочу это обсуждать».
— Котенок, — я дотронулась до руки Бонни, — видишь ли, я очень беспокоюсь. Я консультировалась с врачами. Они считают, если ты будешь молчать слишком долго, то можешь навсегда утратить способность говорить. Я все равно буду любить тебя, даже если ты не заговоришь, но это не значит, что я хочу для тебя немоты на всю жизнь.
Бонни скрестила руки, я видела, что в ней происходит какая-то борьба, но какая, было для меня непостижимо. А потом я догадалась.
— Ты не знаешь, как мне объяснить?
Она кивнула: «Да».
Бонни смотрела пристально, сосредоточенно. Затем показала пальцем на свой рот. Пожала плечами. Снова показала на рот. И снова пожала плечами. Я задумалась на секунду.
— Ты не знаешь, почему ты не можешь говорить?
«Да», — кивнула она и подняла палец. Я поняла, что это означало «но» или «подожди». «Я думаю», — указала она на свою голову, и на ее лице отразилась работа мысли.
И снова я на секунду задумалась.
— Ты не знаешь, почему ты не разговариваешь, но ты думаешь об этом? Пытаешься понять причину?
Она испустила облегченный вздох — значит, я попала в точку. Теперь наступила моя очередь волноваться.
— Но, котенок, неужели ты не хочешь, чтобы нам помогли? Давай покажем тебя психиатру…
Бонни испуганно вскочила с дивана и замахала руками: «Нет, ни в коем случае… нет!»
На этот раз я сразу все поняла.
— Хорошо-хорошо. Никаких психиатров, обещаю, — заверила я Бонни, приложив руку к сердцу.
У нее была еще одна причина ненавидеть человека, который убил ее маму, не важно, жив он или мертв. Он работал психиатром, и Бонни знала об этом. Она видела, как он убивал, и вместе с мамой для нее умерло всякое доверие к представителям этой профессии.
Я обняла Бонни, притянула к себе. Вышло грубовато и неуклюже, но она не противилась.
— Прости меня, малышка. Просто… я беспокоюсь о тебе. Я люблю тебя и боюсь, что ты никогда не сможешь говорить.
Бонни показала на себя и кивнула: «Я тоже». И указала пальчиком на свою голову — дескать, я работаю над этим.
— Хорошо, — вздохнула я.
Она крепко прижалась ко мне, всем своим видом давая понять, что все прекрасно, что день не испорчен и ничего страшного не произошло, и снова меня обнадежила.
Ладно! Сейчас она счастлива. Пускай все остается как есть!
— Давай-ка пороемся в наших драгоценностях, как ты на это смотришь?
