Может, она что-то такое и говорила из вежливости, но, по правде говоря, этот визит представлял для Эдди куда большую проблему, нежели Эмма могла предположить. Теперь Эдди, прежде чем открыть «Чили-Квин», предстояло решить еще одну проблему: как быть с этой женщиной. При всем том Эдди испытывала к ней теплое чувство. Кроме того, ее разбирало любопытство. Похлопав Эмму по затянутой в черную перчатку руке, она сказала:
— Пришли — ну и славно. Теперь, милочка, расскажите мне, что с вами приключилось.
К столу подошла Уэлкам с куском пирога и стаканом молока на подносе. Эдди придвинула стул и тоже уселась за стол, но служанка намека не поняла и поставила пирог и молоко перед Эммой, которая снова с готовностью взялась за вилку. Похоже, сердечные травмы никак на ее аппетите не отразились.
— Можешь подавать мне обед, Уэлкам, — сухо сказала Эдди.
— Я уже подала ей все, что осталось от девушек, и у нас ничего больше нет. Бланманже она тоже съела. — Словом «бланманже» Уэлкам называла любой десерт.
— А как же я? — простонала Эдди.
Эмма, которая начала было уплетать пирог, отложила вилку и пододвинула тарелку Эдди.
— Извините. Поскольку у вас пансион, я думала, что вы давно уже отобедали и я лишь доедаю остатки с общего стола. Последнее я бы есть не стала.
Эдди послала Уэлкам красноречивый взгляд, призывавший служанку к молчанию, после чего передвинула тарелку на прежнее место.
— О чем вы говорите? Ешьте на здоровье. Уэлкам поджарит мне яичницу с ветчиной.
Уэлкам, однако, исполнять распоряжение хозяйки не спешила. Недовольно на нее посмотрев, она сказала: «Слушаю, мадам», — но с места не сдвинулась.
— Так приступай же!
— Угу.
Когда Уэлкам отошла наконец к плите, Эдди повторила вопрос:
— Так что же с вами случилось? Он что, вас отверг? — Уже сказавши это, Эдди поняла, что допустила бестактность, и торопливо добавила: — Или, быть может, это он вам не понравился? Как дело-то было? Расскажите мне все до мелочей.
Эмма молча покачала головой и начала хлюпать носом.
Эдди ненавидела женские слезы — за исключением тех случаев, когда проливала их сама.
— Так что же все-таки произошло?
Эмма глубоко вздохнула, нащупала сумку, вынула из нее носовой платок и прижала его к лицу. К большому для Эдди облегчению, плакать она не стала, а просто громко чихнула. Потом она сунула платок в сумку и снова глубоко вздохнула. А потом быстро, одним духом, выпалила: «Он ко мне не подошел». Признание, должно быть, далось ей нелегко; она откинулась на спинку стула, не выказывая ни малейшего желания развивать эту тему.
