Герлах был возбужден недавним прогрессом работ. Когда один из немецких ученых, Розбауд, научный редактор известного издательства «Шпрингер», спросил его, что будет Гейзенберг делать со всеми этими материалами, он ответил:
— Возможно, очень серьезное дело. Известно ли вам, что урановая машина работает?
Пораженный этими словами, Розбауд попросил рассказать ему подробнее. Герлах сообщил, что, согласно только что полученному от Гейзенберга сообщению, последние измерения оказались в полном согласии с теорией.
Германский «Ок-Ридж» — экспериментальная установка Военного ведомства для исследований по проблеме урановой бомбы (фото из книги «Combat scientists», by Lincoln R. Thiesmeyer and John E. Burchard. An Atlantic Monthly Press Book, Boston, 1947).
Тут Розбауд прервал его и сказал:
— Но ведь существует огромная разница между готовностью машины к работе и уверенностью в том, как она будет работать. Обычно уходит около десяти лет на то, чтобы научная идея получила техническое воплощение.
Германская «атомная бомба». Фотография немецкого экспериментального «уранового котла», из которого они намеревались сделать бомбу (слева). Схема экспериментальной «бомбы» из урана и парафина (справа).
— Да, мне это известно, — отвечал Герлах, — но в данном случае, по — видимому, можно получить реакцию в ближайшие шесть — семь месяцев.
— Да, — снова прервал его Розбауд, — но при теперешних обстоятельствах это означает почти год. Задолго до этого русские будут в Берлине, и вся Германия будет вскоре оккупирована союзными войсками. Возможно, состоится «последняя остановка» в районе Берхтесгадена, но это всего на несколько недель оттянет окончательное уничтожение нацистов в их пещерах. Не думаете же вы, что работа будет продолжаться в горной цитадели Гитлера?
Герлах был очень взволнован. Он проклинал нацистов и войну в целом. Ему очень хотелось, чтобы союзники оставались на своих местах, так как это дало бы ему возможность закончить урановый котел.
— Это будет величайшим триумфом, — говорил он. — Поймите его значение. Бензин и радий станут ненужными.
Все более возбуждаясь, он добавил:
— И сейчас еще не поздно. Благоразумное правительство, сознающее свою ответственность, могло бы добиться подходящих условий мира, так как мы, немцы, знаем теперь нечто, имеющее колоссальное значение, чего другие не знают. Но, — добавил он с горечью, — наше правительство не обладает ни благоразумием, ни чувством ответственности.
