Миссия "Алсос" | страница 55



«По какому принципу нас отбирали?» — сетовал он.

Трудно было принимать решение относительно фон Лауэ. По непроверенным слухам, он был главным деятелем в "немецком урановом проекте, но все прямые доказательства говорили о том, что он не имел ничего общего с этим. За все время гитлеровского режима, включая и годы войны, фон Лауэ открыто выступал против нацизма, его действий и идеологии. Он никогда не уступал им, и многие из его друзей опасались за его свободу и даже жизнь. Его пример показывает, что при наличии мужества вовсе не было необходимости гнуть шею перед нацистскими тиранами и лизать их сапоги.

Когда фон Лауэ во время войны приезжал в Швецию, он оттуда написал письма своим друзьям в союзных странах и описал положение внутри Германии. В Стокгольме он прочитал лекцию, в которой упоминал также и о теории относительности, за что по возвращении получил строгий выговор от нашего «старого приятеля» — бригаденфюрера СС, имперского директора, профессора, доктора Рудольфа Ментцеля.

Поклонник компромиссов, фон Вейцзекер посоветовал фон Лауэ так ответить своему официальному критику: «Теорию относительности следовало бы разработать без Эйнштейна, но ее не разработали без него». Фон Лауэ отказался от такого приспособленчества; вместо этого он опубликовал статью о применимости теории относительности и написал фон Вейцзекеру: «Вот это и должно быть моим ответом».

В 1914 году фон Лауэ получил Нобелевскую премию и до сих пор остается одним из ведущих физиков — теоретиков мира. Этот человек в течение войны фактически был на нашей стороне. Он достоин уважения своих коллег во всем мире как за научные познания, так и за личные качества. Такие люди, конечно, были редки в Германии. Тем не менее я решил интернировать его вместе со всеми остальными. Я считал, что наши ученые с успехом смогут обсудить с ним будущее немецкой физики. Но, хотя я и усиленно рекомендовал это, а наши военные обращались с ним очень хорошо, эти мои рекомендации так и остались невыполненными. В официальных бумагах я несколько раз повторял их и, наконец, сразу после Хиросимы писал относительно фон Лауэ и Отто Г ана:

«Я усиленно рекомендую, чтобы им была предоставлена возможность скорее встретиться со своими коллегами из стран союзников для обсуждения вопроса об общем состоянии науки в Германии перед войной и во время войны. Они смогли бы выработать конструктивные предложения для будущего. Если предполагается хотя бы в малых масштабах как‑то оживить в Германии научное образование, — с нашей помощью или без нее, — то желательно, чтобы именно эти люди стояли у руководства этим делом».