И как свободно, как чисто выражал сейчас счетовод Кушнир свои чувства-мысли. Он пел с той чисто славянской удалью, которой из всех певцов мира в полной мере обладал только Шаляпин: когда у слушателей сердца замирают от нежной и гневной силы человеческого голоса, голова кружится от величественных высот, и кажется им, что нельзя, не в возможностях человека петь сильнее и чище… а в то же время будто и не в полную силу. Можно бы, дескать, и лучше, да сойдет и так, как поется, чего там!
И самого Андрея Степановича переполняло сейчас огромное, простое и мучительное в своей невыразимости понимание сущего, себя, людей не сотрудников, а именно людей! слушавших его. Он не пел он жил сейчас. И боялся перестать петь, потому что не знал, что делать и как жить дальше.
Плазменного жгута не было. Теперь Юрий Иванович пал духом настоящему. «Неужели тогда показалось? Да нет же, было! Почему не выходит снова? Визит-эффект, что ли? Похвалился раньше времени, дурак: зажгу солнце!..» Он с суеверным недоброжелательством покосился на лаборантку. Зося кротко улыбнулась ему, вынула из кармана халатика надушенный платок, промокнула инженеру лоб. Это простое действие успокоило его, даже настроило несколько юмористически. «Ну вот: визит-эффект, дурной глаз-исследователь я или шаман? Думать надо».
Спасибо, Зось.
Передерий внимательно осмотрел установку: все было в порядке. Взглянул на трубку присвистнул: голая часть ее теперь была вовсе не голой, стекло изнутри покрыл сизый налет. «Вот что, люминофор испарился. Конечно, от такой вспышки… Ага, пары изменили состав газа, более тяжелые атомы легче ионизируются, по ним и идет ток… Словом, теперь этого там быть не должно».
Ну, Зося, вся надежда на твою трубку.
Паяльник Юрий Иванович забыл выключить, под ним прогорел стол, но все равно это было кстати. Инженер выпаял негодную трубку, кинул ее теперь окончательно в корзину. Придирчиво осмотрел новую, стекло которой рассеянные технологи забыли покрыть люминофором, установил и запаял ее.
Ну-ну… Передерий сел на место, чувствуя, что сейчас от нажатия кнопки его идея или окончательно гигнется, или… поехали!
Минимальный ток. Щелчок-рев-вспышка. Обычная.
Больший ток. Щелчок-рев-вспышка. Поярче.
Еще больший ток. Еще. Еще… и еще! Светящийся газ уплотнился по оси трубки. «Эт-то было лет-том, лет-том… Эт-то было лет-том, лет-том…» лихорадочно застучало в висках. Передерий повернул регулятор. Щелчок, рев. Кабель дернулся от огромного тока. Плазменный шнур в трубке будто проведенная острием огненного карандаша ослепительная прямая. На стенах комнаты возникли и исчезли уродливые тени.
