— Наоборот, — усмехается Азамат. — Взрослая одежда сносится, а детскую пару раз наденут — и в музей.
— В какой музей?
— Музей Императорских Даров, — объясняет Азамат. — Его как раз сейчас отреставрировали, через четыре дня откроют. Это в Долхоте, и нам обязательно надо будет там быть.
— Это оттуда твой стол, что ли? — спрашиваю.
— Ну, он там хранился, но выставляются там только вещи, которые не используются. В основном, одежда, потому что шита по телу. Но ещё всякие забавные вещи. Увидишь. Вы, Саша, тоже обязательно посетите, там будет интересно.
— Ещё бы!
— Это парадная форма? — уточняет мама, ковыряя ногтем камушек на воротничке.
— Ну вроде того, — смеюсь. — Это подарки.
— Ой да! Подарки же! — мама хлопает себя по лбу и убегает в комнату. Мне становится нехорошо.
— Азамат, похоже, тебе привезли свитеров на всю оставшуюся жизнь.
Азамат не успевает ответить, потому что в дверях появляется мамин торец: она задом наперёд волочёт по полу чемодан.
— Во, Азаматик, гляди! Я подумала, раз тебе понравилось…
Она открывает чемодан, и на ковёр высыпается гора вязаной одежды на все сезоны, душераздирающе благоухая лавандой.
Следующий день — судный. Не в смысле, что все умерли, а в смысле, что это тот самый десятый день, в который Азамат вершит суд над добрыми гражданами. Посторонние в тронный зал во время суда не допускаются, а я вообще изо всех сил стараюсь не показываться вблизи дворца по этим дням, потому что все муданжцы твёрдо уверены, что меня, в отличие от Азамата, можно подкупить, или хотя бы разжалобить. На мой взгляд, разжалобить Азамата иногда даже проще, а подкуп — это вообще смешно, при моём-то доходе и лавине подарков, которая регулярно сходит с тех же самых добрых граждан. Поэтому когда Азамат утром, облачившись в чёрно-алый диль, уходит на работу, я беру родичей под локотки и тихо-тихо мигрирую на окраину города, к стадиону, где в судный день собирается внушительных размеров базар с окрестных ферм и мастерских.
Мама с братом представляют собой вид "турист обыкновенный" — гавайка, шорты, панама, камера. Что продавцы, что покупатели, забывают про товар и дела, неотрывно разглядывая странную немолодую женщину в голубых облегающих бриджах со стразами и лилово-жёлто-клетчатой рубашке с коротким рукавом.
— Мам, ну я же говорила, тут женщины в штанах не ходят, — ворчу я, щелчками пальцев возвращая внимание торговца к золотым орлийским цитрусам, которые того и гляди растащат мальчишки.
