Щека Перепелевского задергалась от нервного тика.
– Хорошо, – сказал он. – Я дам команду своим ребятам. Они прочешут округу и поспрашивают у местного населения. Я помогу вам.
– Спасибо, – Лазаревский собрался попросить хозяина распорядиться, чтобы их доставили на корабль, потому что в поселок маршрутки ходили крайне редко. Вероятно, городские власти знали: каждый здешний житель имеет собственную машину, и не одну. Однако намерения старшего лейтенанта перебил звонок мобильного, пронзительно запищавшего в кармане старшины. Цепков посмотрел на дисплей:
– Звонит Марина Ковалева. Может, Лариса нашлась?
Оба заметили, как напрягся Максим. Валерий нажал на кнопку вызова:
– Слушаю, Марина Анатольевна.
– С вами говорит старший лейтенант отдела внутренних дел Василий Татаринов, – послышался мужской голос. – Марина Анатольевна сказала мне, что вы были у нее, и дала мне номер вашего мобильного.
– Полиция? – пробормотал старшина. – Вы нашли Ларису?
– Да, и вы можете больше ее не искать, – отчеканил Татаринов. – Если вы до сих пор у Перепелевского, отправляйтесь по своим делам и скажите ему, что мы скоро приедем.
– Подождите! – крикнул Цепков, понимая, что сейчас Татаринов отключится. – Девушка жива? Наш матрос с ней?
Василий немного помедлил:
– Вашего матроса мы не видели. А девушка мертва. Зарублена топором в лесополосе, недалеко от поселка Абрикосовка. Так что поиски сбежавшего парня мы продолжим совместно с людьми из вашего ведомства. Надеюсь, командир корабля уже сообщил в прокуратуру?
Цепков почувствовал, как внутри у него что-то оборвалось.
– Мертва?! – прошептал он побелевшими губами.
– Ей нанесли десять ударов топором, – пояснил старший лейтенант полиции. – Пять из них уже были несовместимы с жизнью. Мы с вами чуть позже встретимся и обо всем поговорим. А теперь – возвращайтесь на корабль.
В трубке зазвучали короткие гудки. Старшина крепко сжал в руке телефон.
– Она мертва… Зарублена… – еле выдавил он из себя.
Перепелевский ударил кулаком по столу и заорал:
– Негодяй! Я уничтожу его! – Он вскочил и отбросил стул в сторону. – Если вашего вонючего недоноска поймают раньше, чем я до него доберусь, предупреждаю: ему не жить!
Перепелевский задыхался, словно бы от сильного волнения, однако его страдания не показались военным убедительными. Было что-то фальшивое и в этом надрывном голосе, и в его размашистых жестах. Лазаревский вспомнил знаменитую фразу Станиславского «Не верю!». И бывшему жениху покойной тоже хотелось крикнуть: «Не верим!» Впрочем, возможно, Максим Александрович не умел искренне выражать свои чувства. Молодые люди досмотрели до конца этот спектакль.
