Между тем произошло кое‑что, изменившее мои планы. Хельгу и меня проверила полиция во время купания в озере, которое, к сожалению, относилось к запретной военной зоне, причем у нас также взяли наши анкетные данные. При этом, хотя у меня и было фиктивное удостоверение личности с вымышленным именем, все же при соответствующем расследовании можно было бы выйти на мою настоящую фамилию. Тогда открылась бы связь критически настроенной к ГДР официантки из Оберхофа и женатого офицера Штази из Берлина. Это означало, что часы тикали, и мы жили во взятом взаймы времени. Это побудило меня отказаться от моей первоначальной сдержанности по отношению к Пуллаху и приступить к ускорению всего процесса. После того, как во второй радиограмме от меня потребовали выдать настоящие данные некоторых западных агентов, так как на другой стороне явно боялись, что их обведут вокруг пальца, я согласился при условии, что пока против этих людей ничего не будут предпринимать, так как это угрожало бы мне. В этом отношении второе письмо содержало очень взрывоопасные анкетные данные нескольких западных НС, и с точки зрения МГБ было бы разумно не пропускать его дальше. Но там никто не мог этого знать. Теперь БНД со своей стороны установила, что письмо было открыто, и потребовала от нас, чтобы мы при следующем отправлении использовали другой условный адрес. Разумеется, при этом все эти фиктивные отправители все равно были из центра Восточного Берлина, однажды на Хольцмарктштрассе, в другой раз на Карл — Маркс — Аллее. Как мне представлялось, было бы лучше пусть и оставить лжеотправителей в Берлине, но в более удаленных друг от друга окраинных районах. Я опускал бы письма каждый раз в другом месте, и MГБ не смогло бы сконцентрироваться на одном районе. Следующему письму от 21 сентября, правда, удалось попасть на Запад невскрытым.
При добросовестном анализе перехваченного второго письма товарищам бросилось в глаза, что очень своеобразный почерк в цифрах в «маскирующем» письме отличался от написания цифр в дате письма 22.8, которую я вписал позже. У контрразведки тем самым появился первый пусть даже крохотный образец почерка шпиона, и она проинструктировала точно сравнивать цифры во всех перехваченных в будущем письмах.
В то волнующее время состоялась моя первая настоящая командировка на Запад. Она привела меня вместе с моим шефом Кристианом Штройбелем в конце сентября 1978 года в Хельсинки для встречи там с нашим очень важным агентом Герхардом Арнольдом, псевдоним «Штурм». Я сообщил и БНД об этом путешествии в своем (перехваченном, но затем отправленном по адресу) письме от 22 августа и назвал отель, где мы собирались остановиться. Условия въезда в Хельсинки не были сложными, и мне повезло, что мой чемодан появился на транспортной ленте раньше, чем чемодан Кристиана. Сделав вид, что мне срочно нужно в туалет, я уже прошел через таможенный контроль, чтобы посмотреть, не ожидает ли меня что‑то непредвиденное. И действительно. Рядом с ожидавшим нас резидентом ГУР в Хельсинки Клаусом Детлоффом, я к своему ужасу увидел брата Хельги, который очевидно понятия не имел, с кем он стоит рядом. Не захочет ли он поприветствовать меня, причем, возможно, где‑то на заднем фоне стоит и сотрудник БНД, направленный сюда, чтобы проверить, существую ли я в реальности? Беспрецедентная глупость с профессиональной точки зрения. Мне не оставалось ничего другого, кроме как отвернуть взгляд в другую сторону и очень незаметно покачать головой.
