— Обоз у нас уже есть и так, — сказал я, выслушав доклад, — Оверлорд Гайгер весьма предусмотрительный военачальник. У него в обозе столько вещей, что жители Баббенбурга уже скупают все ненужное нам за бесценок.
— Это лучше, — заметил Хродульф хозяйственно, — чем выбрасывать. Ваше высочество, что делать с пленными?.. Выкуп сами назначите?
Я поморщился: значительная часть рыцарей, наиболее знатных и гордых, не сочли для своего достоинства возможным бежать с поля боя, как поступили менее щепетильные, но когда оказались в окружении таких же рыцарей, разве что закованных в прекраснейшие вестготские доспехи, а гиганты Лихтенштейны, Сулливан и Хенгест во главе своих отрядов начали крушить их ряды, ворвавшись, словно свирепые вепри в камыши, они сопротивлялись достаточно долго, чтобы выказать свою доблесть, неустрашимость и избегнуть упреков в малодушии, а потом бросили мечи на землю.
— Пойдем взглянем, — сказал я. — Пленные… вот не люблю это дело!
— Брать в плен? — спросил он в удивлении.
— Само пленение, — ответил я. — Что-то в нем неприятное для обеих сторон.
Он покосился в удивлении — что-то принц чудит, это же так замечательно покуражиться над пленными, показать себя хозяином, напомнить, что мы сильнее, умнее, мудрее, отважнее.
Рыцари сидят на земле, с них взяли слово чести, что не убегут, и потому не стали связывать.
Пока я присматривался к ним издали, тупо размышляя, что с ними и как, подошел сияющий Меревальд.
— Ваше высочество, — доложил он бодро, — здесь пятьсот двадцать два человека!
— И все рыцари? — спросил я с недоверием.
— Да, — подтвердил он. — Очень много выходцев из знатнейших семей Ирама, человек пятьдесят из Пекланда и трое из Сакранта.
— Интернационалисты, — подытожил я. — Что ж, наш прогнивший режим свергнуть не так просто.
Меревальд в изумлении вскинул брови.
— Ваш режим успел прогнить?
Я отмахнулся.
— Любой режим, против которого борются, — прогнивший, коррумпированный, разложившийся, бесчеловечный, негуманный, деспотичный, нелегитимный.
— А… они? — спросил он обалдело. — Они борются против… какого?
— Тоже против прогнившего, — пояснил я, — а в довершение ко всему еще и поклоняющемуся ложному богу.
— Но ведь… они тоже славят Христа?
— У них не тот Христос, — пояснил я, — и не те святые. И Бог какой-то кривой, и Сатана у них дурнее… В общем, в белом только мы, а они в коричневом. Как бы ни доказывали обратное.
Он хмыкнул.
— Да что побежденные могут доказывать? Понятно же…
