– Хорошо, я сам к ним съезжу, поговорю.
– Ты следователь, Григорий Викторович, на тебя опера должны работать. А раз уж я впрягся в этот гуж… Я сам к Муравлевым съезжу. Но это потом, сначала Костин…
Круча не стал вызывать обвиняемого к себе в кабинет. Пока распоряжение спустится вниз, пока его примут к исполнению и отконвоируют задержанного наверх, на второй этаж, пройдет время, а борщ уже остынет, и голубцы потеряют свою первозданную свежесть.
Он спустился в изолятор временного содержания, зашел в камеру, где в ожидании этапа коротал время Костин. Недавно там сделали капитальный ремонт, и вместо убогих, наспех сколоченных нар здесь стояли вполне приличные на вид койки с жесткими сетками и деревянными спинками, аккуратный стол и стулья, не прикрученные к полу. Раньше ближний угол справа занимал загаженный постамент с вмонтированной в нее чашей «Генуя», сейчас же вместо этого безобразия стоял обычный унитаз со сливным бачком. Не сказать, что комфортно и уютно здесь, но куда приятнее, чем в былые годы. К тому же Костину не досаждали соседи-уголовники. Круча распорядился, чтобы к нему никого не подсаживали. Костин – человек не простой, если его вдруг обидят, то может подняться шум, а кому нужны проблемы на ровном месте?
Костин сидел за столом в спортивном костюме, пил чай и смотрел телевизор. Когда дверь открылась, он пугливо поставил чашку на стол, как будто боялся, что ее отберут. Но скорее всего, это была реакция человека, смирившегося с тем, что ему придется жить в неволе и унизительных для него условиях. Но, увидев подполковника Кручу, Костин расправил плечи. Начальник криминальной милиции был здесь царь и бог, но Евгений Максимович почему-то боялся его меньше, чем дежурного старшину.
– Как поживаете, Евгений Максимович?
– Спасибо, хуже некуда, – угрюмо буркнул Костин.
Сервелат у него на столе дорогой, сырная нарезка, печенье, конфеты. Видно, что жена мужа не забывает. А в передачах арестантов не ограничивали, они ж не звери какие-то, чтобы их на голодном пайке держать. Лишь бы только спиртного не было и наркотиков. И телевизор можно в камеру, и холодильник, если есть.
– Да нет, в СИЗО будет гораздо хуже. Там и камера общая, и с передачами посложнее, к тому же там делиться придется. Если все не заберут… Плохо в СИЗО, Евгений Максимович, очень плохо.
– И вы пришли мне, чтобы это сказать? Я во всем признался, мне больше не о чем с вами говорить…
– Адвокат настаивает на состоянии сильного душевного волнения.
