В двенадцать лет она умела сама сшить себе платье, в шестнадцать — была взрослой светской женщиной с душой ребенка.
Ей исполнилось семнадцать лет в тот вечер, когда Лестер поджидал ее, проклиная необходимость открыть ей новость и не видя иного способа избежать непривычного для него испытания. На лестнице послышался звук легких шагов и в комнату вошла Ди.
— Ух, какая духота! — Она распахнула настежь окно навстречу свежему весеннему ветерку, не обращая внимания на брюзгливое ворчание Лестера. — Ведь свежий воздух дешево стоит, подумай об этом и возрадуйся, — сказала Ди весело.
Она подошла к нему, красиво и быстро двигаясь по комнате.
— Каждой своей жилкой я чувствую весну. Как прекрасно ощущать жизнь в эту пору дня, когда сумерки спускаются на деревья и все кругом становится туманным, прекрасным и полным тайны, когда фонари кажутся то синими, то золотыми звездами, а свет их дрожит под порывами ветра! Можно быть бедной и иметь кучу забот — и все же испытывать весной радость жизни.
Она наклонилась к отцу, продолжая свою речь приятным, мелодичным голосом.
— У меня есть для тебя угощение. Правда, несмотря на отсутствие денег в наших кошельках. Закрой глаза и протяни руку!
— Благодарю тебя, Боже, — воскликнул Лестер.
Он с любопытством смотрел на небольшой пакетик из мясной лавки.
— Разве тебя это не прельщает?
— Даже вид ощипанного голубя может быть приятен для человека с больным желудком, — согласился он.
— Но ведь тебе теперь лучше, — сказала Ди, — и как только мы сможем откуда-нибудь раздобыть денег, мы сейчас же уедем на Ривьеру.
Лестер быстро отвернулся. Слово «Ривьера» напомнило ему его миссию, и он снова с досадой подумал об ужасной необходимости.
— Я должен тебе кое-что сообщить, Ди, — проговорил он резко, — но, ради Бога, не поднимай шума.
Ди играла с кошкой, стоя на коленях перед камином с дешевой папироской в зубах.
— У тебя какой-нибудь долг или…
— Ничего ужасного! — сердито ответил Лестер, — но проклятая бедность! Никогда нет денег на приличный обед, никогда нельзя пойти в приличное место. Это убивает душу, делает больным, портит жизнь. Я решил покончить с этим.
— Да, — сказала Ди, затаив дыхание, — но каким же образом?
Лестер заерзал на своем кресле.
— Я снова женюсь, — проговорил он наконец. Он усердно раскуривал свою сигару. Ее конец засветился, словно насмешливо подмигивающий глаз. — Что ты скажешь на это?
Ди сидела, вдавливая каблуки в пол. В спустившихся сумерках ее лицо казалось иссиня-бледным.
